Несмотря на быстроту движения и полную внезапность, первый приступ горцев был тем не менее неудачен. Ивановская станица, при помощи егерей майора Бахманова, отбилась ружейным огнем, и неприятель успел захватить только крайние дома. В них черкесы, однако, нашли несколько жителей, подожгли дворы и принялись за грабеж. Стон и вопль, доносившийся с этой окраины, побудили егерей сделать отчаянную вылазку, и малочисленная команда их, увлекаемая личным примером отважного Бахманова, кинулась в штыки и выбросила неприятеля совсем вон из станицы. Отдаленный гул пушечных выстрелов, доносившихся с Кубани, заставил черкесов поспешить с отступлением.
А на Кубани совершалась кровавая катастрофа.
Тиховскому, окруженному горцами на своем посту, ждать помощи было некогда и неоткуда. Он это знал, но видел также, что толпы черкесов двигаются для разорения земли черноморцев, защищать которую он ставил себе священной обязанностью. Остановить конных он, разумеется, не мог, но когда и пешие, оставив против него один наблюдательный пост, двинулись также к ближайшим хуторам и станицам, Тиховский не хотел уже быть безучастным зрителем кровавой расправы с казацкими женами и детьми, и двести казаков, с одной трехфунтовой пушкой, вышли из Ольгинского поста.
С этой-то горстью людей Тиховский бросился на скопище в двадцать раз сильнейшее с тем, чтобы заставить его вступить с собой в отчаянный бой и этим удержать от нападения на станицы. Черкесы, увидев погоню за собой, действительно остановились и всей массой опрокинулись на отряд Тиховского.
Предвидя, что бой будет упорный и жаркий, Тиховский распорядился заблаговременно отправить всех лошадей на кордон и приготовился к пешему бою. Три пушечные выстрела картечью осадили толпу нападавших; оторопелые, растерянные хищники кинулись подбирать своих убитых и раненых... Но в это время к ним подоспели другие пешие толпы, и вся масса черкесов вновь хлынула на Тиховского. Вновь закипел ожесточенный бой между горстью казаков и тысячами неприятелей, озлобленных особенно помехой, не давшей им спокойно заняться грабежом. Четыре часа бился Тиховский, и казаки брали уже верх над нестройными толпами, как вдруг показалась туча конных черкесов; она неслась со стороны Ивановской станицы по направлению к Кубани и, услыхав пушечные выстрелы, повернула на место сражения. Дружно ударили черкесы на Тиховского и притом в тот самый момент, когда у казаков почти не стало патронов. Последний пушечный выстрел скосил передние ряды нападавших, но остальные, как волны, хлынули и поглотили собой отчаянно бившуюся кучку казаков. Напрасно Тиховский и его достойный сподвижник есаул Гаджанов употребляли последние усилия, чтобы сплотить казаков и кинуться в ратища, – черкесы стойко выдержали напор и приняли казаков в шашки. Началась беспощадная резня. Тиховский был изрублен на куски, но он пал на поле чести со славой, оставив по себе в преданиях черкесов грозную память. С ним вместе погибли и остатки его храброй дружины.
Наступившая ночь осенила мрачным своим покровом разбросанные по полю тела черноморских казаков...
Кроме Тиховского были убиты хорунжие Кривошея, Жировый и сто сорок четыре казака. Есаул Гаджанов и шестнадцать казаков, большей частью тяжко израненные, успели пробиться, а остальные с пушкой уведены черкесами в плен. Всем оставшимся в живых казакам государь пожаловал Георгиевские кресты, но только шестеро из них дождались этой награды, остальные же от тяжких ран вскоре последовали за своим славным предводителем.
Резерв, стоявший у Мышастовской станицы, под начальством есаула Голуба, по первой тревоге кинулся в Ивановку, но, не застав там неприятеля, повернул назад, туда, где бился Тиховский, и встретил только страшную картину ночного пиршества шакалов...
С тех пор прошло более полувека. Затихла гроза войны на берегах Кубани; заросло травой пустынное поле, облитое казацкой кровью. Но скромный памятник, поставленный двадцать третьего ноября 1869 года признательными черноморцами на могиле героев, пожертвовавших жизнью своей и легших костьми на берегах Кубани, чтобы спасти тысячи других жизней, служит залогом, что не напрасны слова, сказанные при открытии его: «Пройдут века, сменится много поколений, природа еще более изменит свой вид, память же о героях наших не изгладится и не умрет в казацком сердце и в его преданиях.»
КАВКАЗСКАЯ ЛИНИЯ
Третий район русской борьбы на Кавказе, собственно Кавказская линия, представляющая ряд казацких укрепленных поселений по Тереку и Кубани до устьев Лабы, к началу настоящего столетия получил совершенно иное значение.
До того времени, когда Грузия склонила свою многострадальную голову под могущественную руку России и когда русские войска появляются серьезной действующей силой в Грузии и потом во всем Закавказье, Кавказская линия представляла единственный центр, откуда распространялись действия и влияния. С Линии шли распоряжения по делам Грузии и войска для защиты ее; с Линии действовали против турок и ходили под Анапу и в Тамань; Линия оберегала Дон и Прикубанье; словом, все было на Линии и исходило от нее. Отсюда возникала целая политическая и военная система. На Линии тогда вопросы шли о борьбе с Персией, о влиянии потому на восточное низменное прибережье Каспийского моря, на Дербент, Кубу, Баку и о мирном улаживании дел с Кабардой, шамхалами и другими владельцами. О вопросе покорения кавказских горцев не могло быть еще и речи.
С основанием сильного политического и военного центра в Тифлисе и потом с поступлением низовьев Кубани под управление одесского генерал-губернаторства роль Линии должна была, естественно, сузиться, а борьба ее с соседними горцами в то же время значительно обостриться. Теперь, когда Россия, с одной стороны, владела всем Закавказьем, а с другой – заложила ближайшие шанцы к горному хребту, все независимые горные кавказские племена, обрамленные со всех сторон русскими владениями, естественно должны были прийти в ближайшие с русскими интересами соприкосновения и скоро стали препятствовать необходимым для России сношениям через горы. И вот, в начавшейся со всех сторон войне с горцами, роль Линии прямо определилась борьбой с ближайшими к ней племенами, и ее влияния на Закавказье и на Кубань могли быть только временны и случайны до самых времен Ермолова, когда -повторяем – и Закавказье, и Черноморье, и Линия слились в единстве действий.
I. ГЕНЕРАЛ ГЛАЗЕНАП
После персидского похода графа Зубова командующим войсками на Кавказской линии некоторое время оставался генерал от инфантерии граф Гудович, а в 1798 году на место его назначен был генерал-лейтенант граф Морхов. Это был тот Иринарх Иванович Морхов, который в генерал-майорском чине носил уже Георгиевскую звезду и которого сам Суворов называл не иначе, как «храбрым, непобедимым офицером»
[63]. С тех пор его боевая репутация была упрочена настолько, что заставляла ожидать от него весьма энергичных действий и на Кавказской линии. И действительно, первым, вполне целесообразным предложением графа Морхова было поставить укрепление у Каменного Моста и оттуда протянуть кордонную цепь прямо па Малку так, чтобы кисловодские источники остались позади новой Линии. Но, к сожалению, это первое его распоряжение было вместе с тем и последним. Подвергшись немилости императора Павла, он был отставлен от службы, и преемниками его в течение того же года последовательно являются генерал-лейтенанты Киселев, князь Ураков и, наконец, Кнорринг-второй, главная деятельность которого, как мы видели, прошла в Закавказье.
