Командование японской армии настаивало на переговорах с правительством Чан Кайши, исходя из того, что главным врагом является Россия. Однако правительство 16 января 1938 г. опубликовало заявление о том, что оно отказывается рассматривать «гоминь-дановское правительство» как партнера. В боевых действиях наступило затишье, а летом японцы добились новых значительных успехов: их армия оккупировала Центральный Китай с Уханем и Кантоном.
Военные действия в Китае приобрели глубокий и затяжной характер. После 1937 г. армия усилила свои позиции в стране, закрепив за собой пост военного министра, но, в сущности, проиграла политическую борьбу с флотом и гражданскими. Армейский, континентальный вариант – «удар на север» – стал значительно менее привлекательным, чем морской, «удар на юг». Реализации континентального антироссийского варианта должно было предшествовать урегулирование «китайского инцидента», а как это сделать – было абсолютно неясно.
В то же время морской вариант, направленный против Запада, выводил Японию на идеологические позиции предводителя националистов Азии в их борьбе против западного, в первую очередь англо-французкого, колониализма.
Поход «мирового села» против «мирового города» приобретал неожиданный характер.
К какой войне готовился мир
За десяток лет до начала войны в руководящих военных кругах крупных европейских стран продолжались острые дискуссии относительно характера будущей войны, а следовательно, организационных и военно-технических планов ее подготовки. В конце 1920-х гг. сформировались «модернистские» военные доктрины, которые по-разному были восприняты в разных армиях мира. Как известно, первые такие доктрины формулируются в произведениях на военную тему английскими писателями Фуллером и Лиддел-Гартом. Во Франции военным теоретиком-модернистом был молодой де Голль, а в Германии развил новые идеи и успешно претворял их в жизнь генерал Гейнц Гудериан. Все подобные идеи основывались на определении ведущей роли танков и механизированных войск в будущей войне.
Основой системы европейского военного равновесия была французская армия. Система национальной обороны Франции была разработана в 1927 г. начальником генерального штаба генералом Дебенеем. Де Голль охарактеризовал ее в своих мемуарах таким образом: «Идея позиционной войны составляла основу стратегии, которой собирались руководствоваться в будущей войне. Считалось, что в случае войны Франция мобилизует свои резервы и сформирует из них максимальное количество дивизий, предназначенных не для маневрирования, а для того, чтобы удержать оборонные участки».
[483] Новые технические средства «собирались использовать лишь для усиления обороны или, в случае необходимости, для возобновления линии фронта с помощью местных контратак». Отсюда ориентация на тихоходные танки с малокалиберными пушками, предназначенные для непосредственной поддержки пехоты, на истребительную авиацию, отсюда – гипноз оборонной «линии Мажино». «Таким образом, мыслилось, что вооруженная нация, спрятавшись за этим барьером, будет удерживать противника в ожидании, когда он, истощенный борьбой, потерпит крах под натиском свободного мира».
[484]
Безусловно, в первую очередь это была политическая стратегия, которая исходила из чисто оборонных целей Франции в европейской политике. Вместе с тем она основывалась на определенном понимании опыта Великой войны. Война привела к мощному развитию огневых средств, которые усилили возможности обороны и соответственно ослабили маневр. Жоффр и Фош, а в тридцатые годы – бывший помощник Фоша – генерал Вейган (начальник генерального штаба в 1930–1934 гг.) и его преемник генерал Гамелен были носителями стратегии наступательного прорыва, что, в конечном итоге, сводилось к выражениям Жоффра: «Не давайте противнику ни отдыха, ни времени», «Я их вымотаю» и тому подобное. Петен, которого они оба не любили, представлял более рациональную позицию, которая учитывала жестокий опыт бессмысленных кровавых атак. Его консерватизм в общих вопросах военной идеологии опирался на обнаруженное в предыдущей войне преимущество огня перед маневром. Филипп Петен, после смерти Франше д’Еспере – единственный маршал Франции, глубокий старик (полковнику Петену было 60 еще в канун Первой мировой войны!), сохранил крепкое здоровье, ясный ум и прекрасные манеры, разменяв восьмой десяток, но был абсолютно несостоятелен в поисках маневренного выхода из позиционного тупика. Де Голля, который видел выход в самостоятельных танковых армиях, высмеяли и генералы Дебеней и Вейган на страницах журнала «Ревю де Дё монд», и маршал Петен в предисловии к книге генерала Шовино «Возможно ли еще вторжение?».
Настроение рядового француза не создавало условий для поддержки идей военного модернизма. Де Голль писал по этому поводу, что оборонная доктрина «играла роль обнадеживающей панацеи и настолько отвечала умонастроению в стране, что любой деятель, который добивался своего избрания, аплодисментов по своему адресу в прессе, должен был публично признать ее высокие качества».
[485]
В Германии идею новой маневренной войны обосновал генерал Гудериан. В «Воспоминаниях солдата» он писал о сути своей доктрины: «В 1929 г. я пришел к выводу, что танки, действуя самостоятельно или вместе с пехотой, не сумеют добиться решающей роли… Танки только тогда сумеют проявить свою полную силу, когда другие роды войск, на чью поддержку им неминуемо придется опираться, будут иметь одинаковую с ними скорость и проходимость. В соединении, которое состоит из всех родов войск, танки должны играть главную роль, а другие роды войск – действовать в их интересах. Поэтому необходимо не вводить танки в состав пехотных дивизий, а создавать танковые дивизии, которые включали бы все роды войск, обеспечивающие эффективность действий танков».
[486]
Генерал Гейнц Гудериан
Это, собственно, и была суть выхода из позиционной войны. Идея Гудериана заключалась не в самом по себе увеличении количества танков и улучшении их тактико-технических характеристик, а в такой комбинации танков с традиционными видами вооруженных сил, в которой последние – в первую очередь пехота – будут подчинены танкам с их подвижностью, бронезащитой и огневой мощью. В этом заключался весь смысл больших танковых и моторизированных соединений. Маневренность таких вооруженных сил должна быть подкреплена преимуществом в воздухе авиации, нацеленой в первую очередь на поле боя на земле, а также широким использованием воздушных десантов.
Гудериану нелегко было убедить армейское руководство в своей правоте, тем более что Германия не могла иметь танковых и других наступательных войск согласно условиям Версальского мира. Он был уже немолодым человеком – в 1938 г. ему исполнилось пятьдесят. Честолюбие Гудериана было безгранично, он был упрям и склонен к конфликтам. Руководство старого рейхсвера относилось к его идеям скептически. Главным противником Гудериана была кавалерийская инспекция (генералы Кнохенгауер, Хиршберг, не все были с ним согласны и в автоинспекции рейхсвера, где он работал (Гудериан возглавлял штаб командования моторизированных войск), активным противником танковой доктрины был начальник штаба сухопутных сил, оппозиционно настроенный к наци генерал Бек.
