В 1938 г. в СССР издательством Наркомата обороны был опубликован русский перевод книги офицера Гельмута Клотца, бывшего штурмовика, который стал антифашистом. В книге помещено короткое анонимное предисловие. Редакция разделяла мнение Клотца о том, что танк является вспомогательным средством боя, где результат решает пехота. Редакция поддерживала автора – противника доктрины, «согласно которой моторизация, якобы, является основой всякого наступления». Выводы авторы предисловия формулируют таким образом: 1) «пехота и в настоящий момент остается «царицей полей», 2) ни танк, ни самолет «не компенсируют усиление обороны, произошедшее благодаря развитию автоматического оружия» (то есть пулемета – автомата в Испании не было); 3) в начале войны огромную роль будут играть укрепрайоны и части прикрытия, которые «обеспечат проведение подготовки и мобилизации страны к войне»; 4) самая важная машина авиации – истребитель; 5) самый эффективный танк – тяжелый танк.
[502]
Танковыми частями в Испании занимался военный советник Д. Г. Павлов, единственным предложением которого была идея замены легких танков средними и тяжелыми. После длительных колебаний началась организация производства Т-34 – машины, которая не имела себе равных среди крейсерских танков Второй мировой войны. Однако в главном – применении танков – руководство советских вооруженных сил демонстрирует редкий консерватизм.
Вся последующая история с расформированиями и переформированиями танковых и механизированных корпусов может быть понята в свете той неопределенности взглядов и преобладания осторожного консерватизма, которая наступила после разгрома военной идеологии Тухачевского.
Только в январском номере журнала «Военная мысль» за 1941 год появляется первая модернистская публикация – статья полковника Н. А. Эрнеста. Автор призывал пересмотреть взгляды на использование танков и авиации, отрицал сведение роли танков к поддержке пехоты и предлагал использовать их массированно для достижения самостоятельных целей. «Ведь нельзя значительно подвижный, чем пехота, самостоятельный род войск – танки – привязать к пехоте, подобно артиллерии». В этом месте редакция сделала многозначительное замечание: «Нельзя и отрывать совсем танки от пехоты. Основная задача танков заключается в непосредственной поддержке пехоты и в прокладке ей пути при наступлении (курсив мой. – М. П.). В зависимости от обстоятельств танки могут быть применены и для самостоятельных действий в массе совместно с моторизированной пехотой и авиацией». Во время, когда уже была продемонстрирована успешность модернистской танковой доктрины в блицкриге во Франции в 1940 г., большего консерватизма, чем его проявляло руководство военно-теоретического органа Красной армии, нельзя было и представить.
Основной вывод, который сделало руководство армии из финской войны, заключался в том, что в РККА господствует благодушие и нетребовательность. Ворошилов был снят с работы и переведен в правительство на координацию армии с военной промышленностью, во главе Наркомата обороны поставлен С. К. Тимошенко.
Когда Ворошилов в 1930 г. посылал Сталину письмо Тухачевского, он сопровождал его таким комментарием: «Тухачевский хочет быть оригинальным и… «радикальным». Плохо, что в Красной армии есть порода людей, которые этот «радикализм» принимают за чистую монету». Сталин полностью согласился с этой оценкой: «…Я думаю, что «план» т. Тухачевского является результатом модного увлечения бумажным, канцелярским максимализмом. Поэтому-то анализ заменен в нем «игрой в цифры», а марксистская перспектива роста Красной армии – фантастикой».
[503] Сталин и Ворошилов расценивали идеи Тухачевского не просто как претензии амбициозного «умника», а как проявление враждебного «радикализма», который находится «между Уэллсом и Жюль Верном».
Глубокое раздражение модернизмом («радикализмом») Тухачевского, которое ясно читается в этом обмене впечатлениями, имело не только психологическое и сугубо личное основание.
По подсчетам А. Г. Кавтарадзе,
[504] из старого офицерства приблизительно 40 % пошло в белые армии, около 30 % – в Красную, около 30 % не принимали участия в Гражданской войне. На декабрь 1920 г. в Красной армии насчитывалось 130 тыс. командиров, из которых приблизительно 73 тыс. (56 %) были бывшими офицерами (в том числе 12 тыс. служили у белых). Из 20-ти командующих фронтами Гражданской войны 17, то есть 85 %, были бывшими кадровыми офицерами, из 100 командующими армиями – 62 кад ровых офицера и 20 офицеров военного времени. Таковы были последствия политики привлечения «военспецов», которую проводили Ленин и Троцкий.
Напомним, что Ворошилов и Сталин один-единственный раз были в открытой оппозиции к Ленину – в так называемой «военной оппозиции» 1918 г., которая отрицала сотрудничество с бывшими офицерами. Этот факт тщательным образом скрывался партийными историками, и долгое время все протоколы военной секции VIII съезда РКП(б) оставались под пристальной охраной идеологических надзирателей. А там Ленин критиковал Ворошилова за неумелое руководство боевыми действиями, за большие потери (Ворошилов выкрикивал при этом: «А скольких мы убили?»), Сталин отмалчивался, но явно поддерживал своего ставленника. Но позиции Сталина не были тайной. В «Правде» от 30 октября 1918 г. он отмечал преимущества Красной армии, которые обеспечивали ей победы над белыми. Первым из них является «сознательность и дисциплина» красноармейцев, которые отличают их от «поражающей тупости и невежества» белых. Третье преимущество – «крепкий тыл» Красной армии. А вот сказанное о «втором преимуществе» стоит процитировать: «Не менее важное значение имеет появление целого кадра красных офицеров из бывших солдат, что получили боевое крещение в ряде битв. Эти красные офицеры составляют основной цемент нашей армии, которая скрепляет ее в единый дисциплинированный организм»
[505] (курсив мой. – М. П.).
Эта тирада имеет большое значение для понимания и ранних, и более поздних установок Сталина.
Почти все бывшие офицеры, которые входили в руководящий состав Красной армии, были расстреляны Сталиным.
В Малой советской энциклопедии (т. 6, 1931) российское офицерство характеризовалось исключительно негативно, статья заканчивалась словами: «Сметены Октябрьской революцией».
[506] Можно подумать, что чисто негативное восприятие старого кадрового офицерства было отголоском операции «Весна», но в 1939 г. в Большой советской энциклопедии все характеристики 1931 г. были повторены, хотя сквозь зубы признавалось, что использование «военных специалистов из бывших офицеров… сыграло определенную позитивную роль».
[507]
