Правда, не очень скрытое размещение в Европе новых советских ракет средней дальности «Пионер» (SS-20) здесь же после подписания Хельсинкских соглашений наглядно показывало, что СССР будет действовать и дальше с позиции силы и не изменит ни внешних, ни внутренних политических ориентаций под воздействием гуманистической Хартии. Однако во внешнеполитической сфере Советскому Союзу было важно поддерживать основной результат Хельсинки – признание послевоенных границ. Что же касается внутренней политики, то подписание соглашений в Хельсинки воспринималось как очередная безответственная гуманистическая декларация.
«В плане прав человека и основных свобод, – говорилось в подписанном Брежневым Заключительном акте совещания по безопасности и сотрудничестве в Европе, – государства-участницы будут действовать в соответствии с целями и принципами, Уставом ООН и Общей декларации прав человека».
Неожиданно непосредственным результатом соглашений стало образование в СССР диссидентского Хельсинкского движения и развертывания преследований диссидентов.
По инициативе профессора Юрия Орлова, близкого к кругу академика Сахарова, 12 мая 1976 г. была создана Московская общественная группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений. 9 ноября 1976 г. – Украинская общественная группа (УОГ), 25 ноября – литовская, 14 января 1977 г. – грузинская и 1 апреля – армянская. Отдельные оппозиционные выступления диссидентского характера и попытки организации антикоммунистических групп имели место и раньше. Правозащитная деятельность отца советской водородной бомбы А. Д. Сахарова началась еще с защиты генерала П. Г. Григоренко, арестованного в 1969 г. за выступления в поддержку движения крымских татар. Теперь хельсинкские группы открыто бросили вызов всей властной системе: их участники действовали так, будто они живут в свободном государстве, и главным методом борьбы стало упрямое и назойливое соблюдение формально демократической советской Конституции, Общей декларации прав человека и Хельсинкских соглашений, что немедленно вызвало волну преследований.
Юрий Орлов
«Зачистка» через КГБ стала одной из главных и крайне неблагодарных обязанностей Андропова, но наиболее либеральный и интеллектуальный жандарм России отнесся к этому делу со свойственными ему добросовестностью и широтой замысла. И до и после Хельсинки основная идея репрессивной политики заключалась в том, чтобы путем «профилактики» отсечь активную и самоотверженную верхушку диссидентского движения от массовой основы, свести ее к подполью, которое деформирует природу идейного движения, и в конечном итоге деморализовать хотя бы часть лидеров, добившись от них покаяний.
Андрей Сахаров
Хотя кое-кто из лидеров диссидентства поддался давлению КГБ, в целом движение обнаружило высокое моральное состояние антикоммунистической оппозиции. В частности, диссидентство давало отпор попыткам загнать его в подполье и, по крайней мере, всегда имело легальную верхушку. Характерное название, которое дал своей книге, напечатанной уже в эмиграции в США, генерал Петр Григоренко: «В подполье можно встретить только крыс». Огромным поражением коммунистических руководителей был разрыв академика Сахарова с режимом и его открытая и легальная правозащитная деятельность. Хельсинкское движение было задумано его инициаторами как зародыш демократической политической партии. Его участники обнаружили героическую способность к самопожертвованию, сознательно избрав себе судьбу первопроходцев свободы почти без надежды на то, что собственными глазами увидят последствия своих усилий. Выражение «узники совести» абсолютно точно отвечает характеру деятельности правозащитников, поскольку риск оказаться в тюрьме был почти стопроцентен, а мотивом деятельности не мог быть никакой практический расчет – им была только совесть.
Генерал Петр Григоренко
Арестованные диссиденты были бы живьем похоронены в сером мраке «зоны», если бы не энергичная поддержка общественности, политических сил и государственных органов демократического мира. Сценарий правозащитной деятельности был во всех случаях одинаков: арестовывался кто-то из диссидентов, на его защиту и на защиту преследуемых родственников и друзей открыто выступали другие правозащитники, тогда брали и их, кого в психушку, кого в лагеря, из лагерей ухитрялись передавать материалы о преследовании и издевательстве, их переправляли на Запад, там они получали резонанс, заступались разные силы вплоть до американских президентов, кого-то освобождали, кого-то высылали на Запад, большинство оставалось в заключении… В 1976 г. украинская диаспора создала Вашингтонский комитет Хельсинкских гарантий для Украины, потом начал действовать Американский общественный комитет содействия выполнению Хельсинкских соглашений (Роман Купчинский), в октябре 1978 г. – Заграничное представительство УОГ. Поддержка Запада была настолько серьезной, что Конгресс США даже выдвинул активистов Хельсинкского движения на получение Нобелевской премии мира. Сложились цепочки связей и структуры, которые вели героическую борьбу, лишенную массовой опоры.
Трудно судить об идейном влиянии диссидентского движения на самосознание советских людей. Но нужно признать, что в результате диссидентская оппозиция имела скорее символическое значение и оказалась на обочине общественно-политического развития. До масштабов польской «Солидарности» диссидентское движение в СССР, в частности украинское, и в дальнейшем не доросло. Так, в Украине в УОГ за время ее существования вступил 41 человек. В списке украинских политзаключенных, составленному в 1976 г., значится 75 имен, среди них немало «двадцятипятников» из подполья ОУН.
[701] На 50 млн населения республики – 1,8 млн в 1965 г., 3 млн в 1982 г. членов и кандидатов Компартии Украины и 6,5 млн комсомольцев это было очень немного. Хельсинкские группы были мужественным вызовом, но они не стали сердцевиной массового движения сопротивления посттоталитарному режиму.
Общество в целом вернулось к «малым делам», а относительно далеких перспектив находилось в состоянии депрессии и безнадежности.
Присоединяясь к Хартии, кремлевские руководители менее всего беспокоились о ситуации, в которую они попадут в связи со своими диссидентами. Только Андропов понимал, какую опасность являет собой горсточка отчаянных правозащитников в международном плане, – официальный архитектор советской внешней политики Громыко совсем об этом не думал, а для Брежнева все они были просто «швалью». Правда, он после разговоров с Андроповым собирался как-то встретиться с интеллигенцией, потом только с Сахаровым, а затем перепоручил это Суслову. Потому что не знал, о чем с подобными людьми говорят.
