Другой стороной дела является культура смерти, которая присуща каждому обществу. Речь идет именно о культуре, а не медицинском факте – культура смерти во всех обществах лишь основывается на факте конечной индивидуальной жизни во всем мире живого и его назначении для высшей ценности – поддержки вечности рода (популяции) и (биологического) вида. Этот факт осмысливается в культуре поначалу как мифология жертвы и самопожертвования. Каждое общество создает свою культуру «жертвы во имя…», культуру принесения в жертву как врагов, так и «своих», и самого себя. Самое примитивное проявление этой культуры – представление о том, что гибель на поле боя непосредственно ведет к бессмертному блаженству (от Валгаллы давних германцев к бессмертию японских камикадзе и раю для исламских шахидов). Высокоиндивидуалистская культура западного образца не в состояни возродить архаичные мнимые перенесения смертного индивида в супериндивидуальное «вечное» жизненное пространство. Чем компенсирует цивилизация потерю самых примитивных культурных способов стать выше инстинктивного страха смерти, покажет будущее.
Евреи: в Израиле и вне Израиля
14 мая 1948 г. стало одной из дат, которые символизируют большие события мировой истории. Образование еврейского государства на исторических еврейских землях радикально изменило соотношение наций в странах европейской цивилизации: евреи перестали быть исключительным и особенным «народом-космополитом», народом, лишенным родины, который живет, по выражению Маркса, в порах чужого общества, – они стали нацией «как все». Правда, с непомерно многочисленной диаспорой, но все же со своим государственным центром и с социально разнообразным составом народа, который, кроме традиционных представителей гетто – процентщиков и попрошаек, музыкантов и трактирщиков, портных и торговцев иголками и подобным мелким товаром, – включал теперь собственных крестьян и рабочих, генералов и сержантов, профессоров и студентов. Создание еврейского государства и еврейского общества в Эрец Исраэль является актом исторического творчества, возможным только в «эпоху модерна», когда большие повороты в истории осуществляются за рамками традиции, волей и умом, по меркам будущего, а не слепо приспосабливаясь к прошлому. Волевым решением, которое вызрело в больших массах народа евреев на протяжении многих лет, были будто сшиты края пустого, бездержавного периода голута – двухтысячелетнего промежутка еврейской истории, евреи возвращены к их потерянной земле, затерянному государству и забытому древнему языку.
Сегодня, исходя из факта уже полувекового существования государства Израиль, бессмысленно, казалось бы, возвращаться к обсуждению еврейской дилеммы – обособление или ассимиляция, «ехать или не ехать». Антисемитам, для которых стандартом образа еврея остается «занюханный» обитатель местечкового гетто, опасный своим подозрительным богатством или униженный своей бедностью, чахоткой и покорностью, теперь нужно было как-то воспринять еврея – храброго воина и работящего земледельца. Людям юдофобской породы, правда, ничего не втолкуешь, потому что их злоба иррациональна, но деться некуда: то, что было провозглашено в декларациях на заре современного европейского общества – равенство евреев с неевреями, – окончательно приобрело черты реальности тогда, когда евреи создали и защитили с оружием в руках свое собственное государство.
Давид Бен-Гурион провозглашает образование государства Израиль. 1948
И все же проблемы остаются. Можно даже утверждать, что старые еврейские национальные проблемы, такие болезненные и многократно обсужденные, появляются по-новому и не менее болезненно и остро.
В первую очередь иллюзией было бы считать, что разрешена дилемма «обособление или ассимиляция».
Утверждение государства Израиль безусловно показало, что обособление еврейства от европейского общества сыграло свою большую прогрессивную роль не только для евреев, но и для не-евреев. Оно ослабило позиции антисемитизма, а антисемитизм – это несчастье для «своих» наций не меньшее, если не большее, чем для евреев.
Нестабильность на Ближнем Востоке – отголосок Холокоста
Действительно, давление антисемитов на здоровую часть собственного национального общества можно сравнить разве что с деморализующей ролью охоты на ведьм в европейском средневековье. Антисемитизм, как никакая другая ксенофобия, способствует рождению ужасающих кентавров, где в единую амальгаму соединены силы технического ума с силами иррационального безумия.
Но поголовный выезд евреев в Израиль и невозможен, и нежелателен ни для всех евреев, ни для их «стран обитания» или, лучшее сказать, отчизны.
В сегодняшней еврейской литературе, а вдобавок к ней – в доброжелательно к Израилю настроенной культурно-политической литературе других наций преобладает гневное и обличительное отношение к так называемым «ассимиляторам» – еврейским деятелям, которые были сторонниками растворения евреев в чужой национальной среде.
В Израиле преобладает даже позиция, согласно которой антисемитизм – это проблема не евреев, а тех наций, которые ею болеют.
Еврейская ситуация очень напоминает ирландскую. Более бедная и недостаточно интегрированная в американское общество часть евреев живет своими еврейскими сообществами, communities, – но более зажиточная и более культурная, собственно американская (если к тому же еще и не в первом поколении) часть беспрепятственно интегрирована в соответствующие социальные прослойки, наиболее надежно – в элиту. Эти люди могут давать пожертвования на еврейские дела и вообще более чувствительны к еврейским проблемам вне Америки, чем другие американцы, – но они остаются стопроцентными американцами. Они не приедут жить в Эрец Исраэль. Можно ли говорить в этих случаях об «измене» американских евреев-ассимиляторов?
Образование еврейского государства не сняло проблему ассимиляции евреев. Так, в конце XX века в мире проживало около 14 млн евреев, в том числе в Израиле – 4,3 миллиона. В Соединенных Штатах евреев значительно больше, чем в Израиле, – 6 миллионов.
Негативное отношение к «ассимиляциям» противоречит либеральным принципам западной цивилизации. Основатели сионистского движения, в частности Макс Нордау, подчеркивали, что принцип равенства евреев с неевреями был провозглашен в XVIII ст. французами, а не евреями, которые никогда не боролись во Франции за свое равноправие: это было нужно французскому либерализму с его liberté, égalité, fraternité, а не евреям. Но национальное равноправие действительно необходимо обществу западного типа для реализации принципов свободы, равенства и братства, хотя бы в смягченном варианте – свободы, справедливости и солидарности. И еврейский выход из европейской истории, если бы он даже был возможен, не может и не должен идти через отрицание основных идей демократии.
