Во избежание дальнейших столкновений с китайцами на Амуре, в 1675 году из Москвы было отправлено в Китай посольство: посланником был переводчик посольского приказа грек Николай Спафарий. Это посольство не добралось до Пекина и не имело никаких последствий.
В 1681 году из Албазина была послана на реку Амур экспедиция для приведения амгуньских, тутурских и других, живущих на побережье племен, в ясачное положение. В этих видах и были основаны на реках Амгуни и Тугуре остроги: на Амгуни, при устьях рек Делина и Немилена: Усть-Делинский и Усть-Немиленский, а на Тугуре, — Тугурский. Все население по берегам этих рек было подчинено русскому владычеству. Таким образом, к 1681 году не только весь Приамурский край составлял владение России, но, благодаря влиянию на туземцев из Ачанского и Косогорского острогов, мы, кроме того, владели бассейном реки Уссури и частью Сунгари, до гор. Положение наше на реке Амуре в то время было таково: главный и укрепленный пункт страны был Албазин, затем остроги по Амуру, вниз от Албазина: Кумарский, Зейский, Косогорский и Ачанский; на реке Амгуни — Усть-Делинский и Усть-Немиленский, а на реке Тугуре, в 100 км от ее устья — Тугурский. Кроме того, по реке Амуру находились земледельческие деревни и слободы: Андрюшкина, Игнатина, Монастырщина, Покровская, Озерная и другие.
В 1684 году весь Приамурский край был назван отдельным Албазинским воеводством; городу Албазину были даны особый герб и печать. Первым воеводою был Алексей Толбузин.
Между тем китайцы и маньчжуры, встревоженные нашим соседством и влиянием на сопредельные с Маньчжурией страны, решили выжить русских с Амура. Наши посты вниз по реке от Албазина сделались первым предметом их нападения. Все они были ими разорены, а в 1685 году неприятельская сила, состоявшая из 5000 человек, приплывших на 100 судах, и 10 000 человек, прибывших из Цицикара сухим путем с 150 полевыми и 50 осадными орудиями, подступила к Албазину и потребовала его сдачи. 12 июня 1685 года, после того как албазинцы отвергли предложение маньчжуров о добровольной сдаче, началась канонада с маньчжурских батарей. В Албазине было всего 450 человек гарнизона под начальством воеводы Толбузина; недостаток огнестрельного оружия и снарядов не дозволил русским отстоять острожек, и неприятельская артиллерия разрушила его. Наши вступили в переговоры, и неприятель согласился отпустить Толбузина с его командою и жителями Албазина в Нерчинск; только 25 человек приняли предложение маньчжуров отдаться им и увлекли с собой священника Максима Леонтьева, основавшего в Пекине первую русскую церковь. Албазин был разорен, и неприятельская сила потянулась в Айгунь — маньчжурский город, основанный перед этим ниже устья Зеи, на правом берегу Амура. Несмотря, однако, на такой дурной оборот наших дел в Даурии, соседнее с нею Нерчинское воеводство сделало снова попытку занять Албазин и Приамурский край; поэтому в 1686 году, по приказанию нерчинского воеводы Власова, албазинские выходцы с полковником Афанасием Бейтоном и тем же Толбузиным отправились на Амур и возобновили разрушенный Албазин. На берегах Амура снова появились наши острожки и население; русские по-прежнему начали обрабатывать брошенные ими поля, а инородцы стали вносить им ясак.
Китайцы и маньчжуры встревожились нашим вторичным поселением на берегах Амура, и китайский император Кахан-Си (Канси) дал повеление во что бы то ни стало выгнать русских с Амура. В июне 1687 года перед Албазином явилось маньчжурское войско, состоявшее из 8000 человек с 40 орудиями. Русские сожгли все дома вне крепости, перешли в нее и выкопали себе там землянки; всех наших в крепости было 736 человек. Маньчжуры прикрыли свой лагерь деревянной стеной, но русские уничтожили ее, тогда неприятель окружил свой стан земляным валом и поставил на нем пушки. 1 сентября маньчжуры пытались взять крепость, но были отбиты с большой потерей. К несчастью, между осажденными в Албазине открылась цынга, и к довершению бедствий храбрый воевода Толбу-зин в сентябре был убит пушечным ядром. После него начальство принял полковник Бейтон. Несмотря на постоянное действие полевой и осадной маньчжурской артиллерии, осада Албазина шла безуспешно; в конце ноября неприятель переменил ее на блокаду, а в мае 1688 года блокаду снял и отступил на 4 версты. У Бейтона в Албазине оставалось только 66 человек, остальные же частью были убиты, а частью умерли от цинги. Неприятель потерял более половины войска. В это время приехал из Пекина гонец с повелением богдохана о прекращении осады Албазина под тем предлогом, что о разграничении земель идут с обеих сторон переговоры. Маньчжуры и китайцы отступили от Албазина и 30 августа 1688 года возвратились в Айгунь.
Печ. по: Невельской Г.И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849—1855 гг. Приамурский и Приуссурийский край. Посмертная записка адмирала Невельского. СПб., 1878. Переиздание: М.: ОГИЗ, 1947. с. 27-33.
Документ № 3.
Из записки генерала Обручева в Военно-Учетный Комитет, подготовленной в 1895 году
Соображения, высказанные мною в начале Японо-Китайской войны
I.
Что нам нужно на Дальнем Востоке
В интересах России наиболее желательно устранение невзгод ее территориального положения на Востоке, как сухопутного, так и морского.
(…)
Сопротивление нашим требованиям (Прим. ред.: укрепиться в Маньчжурии) может последовать как со стороны Китая, так и со стороны Японии.
Если запротестует Китай, то мы будем иметь дело с противником, как оказывается, вовсе не приготовленным к войне; пораженным уже неудачей с Японией; имеющим с нами очень много точек соприкосновения для развития наших действий как из Приамурского округа (на главном театре войны), так и из Иркутского, Омского, а частью и Туркестанского округов; и, что еще важнее, рискующим, при некотором с нашей стороны усилии, быть потрясенным в самом своем основании, и вследствие неизбежного восстания многих его провинций, готовых повторить историю Дунган и Тайпинов.
В другое время борьба эта могла бы надолго затянуться, но в настоящих обстоятельствах едва ли Китай решится на продолжительное сопротивление. Во всяком случае мы можем развить против Китая силу в 100 и более тысяч человек, и питать эту войну нам будет легче, чем на Тихом океане, ибо Китай к нам гораздо ближе, чем Япония.
Если же запротестует именно Япония и дело дойдет до открытого с нею столкновения, то характер и последствия этого будут для нас более тяжелыми.
На первое время мы можем располагать против Японии только нашей эскадрой, а из сухопутных войск лишь десятью батальонами, пятью конными сотнями и четырьмя батареями или 12 тысячами из Уссурийского края и тремя батальонами, четырьмя казачьими сотнями и двумя батареями силою до 4 тысяч из Хабаровска и Благовещенска, всего же 16 тысячами войска. Подкрепления к этим войскам, сначала из Иркутского и Омского округов, могут прибыть лишь через несколько месяцев.
Спрашивается, что же мы поставим в сих обстоятельствах объектом наших действий: выбивать ли японцев из Кореи? выбивать ли из Маньчжурии? или грозить самое Японии?
Выбивать японцев из Кореи — труд неблагодарный. Японцы, господствующие в Сеуле, уже распоряжаются при посредстве корейских войск укреплением северной границы Кореи. Мы здесь ввяжемся в бесплодную войну, противоречащую самому принципу независимости Кореи, на который тогда-то и обопрется Япония.
