Еще более тесное родство существует между архитектурой сельджуков Рума и армянской архитектурой – результат ирано-византийского компромисса; оба типа развивались параллельно и не без заимствований. Наконец, сельджукское искусство находилось под некоторым влиянием сирийского и византийского стилей, также на него влияли тюркские традиции. Это искусство, в котором так много заимствований, что свидетельствует о его творческом гении, могло себе позволить быть одновременно уникальным, личным и типичным для мусульманской культуры. Оно являет собой яркий пример плодотворного союза тюрков и ислама в Средние века.
Во всех исламских обществах основным сооружением является мечеть. Иная картина в царстве Рума, где ее функция чисто утилитарная, а на первом месте стоят караван-сараи. Для того чтобы радовать глаз и душу, были построены эти великолепные сооружения. Они строились из красивого белого камня на перекрестке дорог, в степях и селениях, это были настоящие храмы торговли; чаще всего центром планировки служил центральный неф арочного типа, к которому примыкали приделы со стрельчатыми сводами. Их мощь, безупречные пропорции, суровая гармония напоминают архитектурное искусство бенедиктинцев.
Еще больше было мавзолеев: небольших размеров, стоявших безо всякого строгого порядка на улицах, площадях и прямо в полях. Это также характерная черта анатолийского искусства. Они имели круглую форму, позже прямоугольную, в виде приземистой башни с небольшим куполом на пирамидальной крыше. Позже в Иране и монгольской Индии они превратились в погребальные дворцы и располагались в садах.
Культ мертвых отторгался мусульманским миром, и в первые столетия хиджры мавзолеев не было. Согласно Корану хоронить умерших полагалось в пустынных местах, под безымянной плитой; кладбища представляли собой бесформенные скопления камней. Могилы эпохи сельджуков Анатолии относятся к самым древним, после иранских могильных башен и напоминают юрты кочевников. Предполагается, что они скопированы с юрт, как и все «погребальное» искусство ислама.
Во времена сельджуков Рума украшательство еще не было широко распространено: оно не вписывалось в мусульманскую эстетику, которая требовала, чтобы каждый элемент был подчинен единству целого, которая осуждала округлые выступы и отвергала рельеф, предпочитая плоскость. Вообще декор, старательно подчеркнутый, часто алогичный со своими маленькими колоннами, которые ничего не поддерживают, со своими розетками и дисками, больше соответствует барокко и представляет собой собрание произвольно подобранных кусков. В нем особенно привлекает склонность к изображению фигур людей и животных, к самобытным образам, которые возникли из древности, из остатков анатолийского прошлого. Ими изобилуют стены городов и дворцов, медресе, караван-сараев и даже редких еще мечетей. Удивительные произведения ислама Средних веков и более поздних времен все еще существуют и дают повод говорить о целой школе. И такая школа не единственная в XIII в.: она, возможно, родилась из искусства Газневидов, от которого остались только немногие мраморные сооружения, она близка к искусству «штукатурных фресок» и к творениям из камня нынешнего Ирана, Сирии и, что удивительно, к кубачинскому искусству Дагестана. Ее тематика, в той мере, в какой ее можно анализировать, кажется родственной древним представлениям Центральной Азии, изображениям диких зверей, звериных сражений или людей. Будучи новинкой в архитектуре, эта образность давно использовалась в ремесленных искусствах ислама, в изделиях из слоновой кости, дерева, металла, керамики, начиная с Самарры и ее вассальных земель, и она распространилась по всему Востоку вплоть до Испании. Тюрки только дали ей новый толчок: иконография Фатимидов Египта, а позже Айюбидов и Мамлюков имеет явные следы ее влияния.
Тюрки и ислам
До тех пор, пока существовал Великий Тюркский каганат, среди кочевников не возникало необходимости для пересмотра своих идеологических принципов. Но как только империя распалась, положение изменилось: пришлые миссионеры стали развенчивать религию тэнгрианства и культ духов предков. Некоторые тюркские ханы начали воспринимать новые идеи, приносимые из Сирии и Ирана.
Между исламом и древней тюркской религией много схожего, на это сходство обычно и делают акцент. Великий небесный Бог у монотеистов, видимо, ассоциировался с Аллахом, мусульманская вера в джиннов и ангелов способствовала сохранению, пусть и в измененном виде, старых второстепенных божеств, бесчисленных «хозяев-духов». Однако существовали и противоречия, когда речь шла об обычае, диаметрально противоположном Корану, например культ мертвых и культ захоронений. Существовали и абсолютные разногласия в вопросах, по которым обе стороны твердо стояли на своем и не шли на компромисс. Например, ритуал жертвоприношения животных: согласно исламу животному надо перерезать горло и выпустить кровь, а у тюрков требовалось задушить его без единой капли крови. Это противоречие было одним из препятствий к обращению тюрков.
Что касается сельджуков, то они частично обязаны своим успехам присоединению к суннитской ветви и верностью халифату. Из этого вытекала вся их политика, и роль сельджуков в этом смысле была значительной. Нет никаких оснований полагать, что их внутренние порывы не соответствовали их реальным действиям. Но какой бы ни была искренность их веры, они сохранили многие языческие традиции и были исключительно терпимы к различным конфессиям. Толерантность особенно проявилась в Анатолии, где население в массе своей было христианским. Султаны организовывали дебаты, на которые приглашали ученых мужей, представителей различных вер. У принцесс-христианок были свои священники и своя молельня в сельджукских дворцах. Кылыч Арслан II писал своему другу, сирийскому патриарху Малатии, что благодаря его молитвам он победил византийцев. Возможно, что все это диктовалось необходимостью мирного сосуществования, но это также отвечало привычкам и идеалам тюрков: так было у хуннов, уйгуров, чингисидов и Великих Моголов. Ислам относился исконно терпимо к евреям и христианам, и в мусульманском мире этому феномену не было ничего подобного. Арабские путешественники Средних веков, бывая в Малой Азии, неизменно возмущались этой ситуацией.
Народные массы отличались еще большей «неверностью». По правде говоря, они были лишь частично исламизированы, или же исламизация означала для них простое признание ислама. В литературе даже более поздних времен встречаются доказательства этого факта, которые сами по себе убедительны, даже если не сверяться с другими источниками. Первая тюркская версия Хамзы (XIII в.) истории Иосифа и жены Путифара («Юсуф ве Целия»), высоко ценимая в мусульманском мире, начинается, как и все мусульманские тексты, с выражения «Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного». И Хамза считает своим долгом объяснить по-тюркски все слова этого ежедневного обращения, включая имя Аллаха. Еще позже в огузском эпосе «Деде Коркута» на каждой странице встречаются следы тюркского язычества, а также молитвы, обращенные к божественной триаде – горе, воде и дереву. Тем не менее за период между концом XI и серединой XIII в. влияние язычества постепенно уменьшалось, затем возросло в связи с тюрко-монгольским нашествием и снова пошло на убыль начиная с ХV в. Стоит ли еще раз говорить о его жизнестойкости на протяжении тысячелетий.
