Был создан специальный русский тумен (по-русски – тьма) в 1330 г. Согласно «Истории династии Юань», ее командир (по-русски – темник) получил титул «капитан десятитысячного соединения Охранников Жизни». Он рассматривался как офицер третьего ранга, согласно императорской системы рангов, и был прямо подчинен Тайному Государственному совету. Для создания военной колонии русского тумена были отведены земли к северу от Пекина. Русских снабжали одеждой, быками, сельхозорудиями и семенами. Они должны были доставлять к императорскому столу всякий вид дичи и рыбы, водившейся в лесах, реках и озерах местности, где была расположена их колония.
После смерти Туг-Тимура императором был провозглашен его семилетний племянник, но он умер через несколько месяцев, и его сменил старший брат – Тоган-Тимур (1333–1368 гг.). Именно в период правления Тоган-Тимура антимонгольское движение обрело классовую направленность – свержение династии Юань и восстановление власти империи Сун. «Общество белого лотоса» выдвинуло идею воссоздания Китайского государства. Восстание «красных войск» охватило почти весь север Китая. Повстанцы заняли Кайфын, Датун и другие крупные города, достигли Великой Китайской стены, приблизились к столице. Правительственные войска терпели поражение. В 1351 г. восстания охватили и центр Китая, где также проповедовалось пришествие Майтрейи. Восставшие действовали против юаньских властей, совершая удачные походы по долине Янцзы. В провинции Аньхой восставших возглавил Чжу Юаньчжан – сын крестьянина, в прошлом бродячий монах. В 1355 г. «красные войска» признали его претендентом на сунский престол.
Антимонгольское движение в Китае продолжало крепнуть. Чжу Юаньчжан обосновался в Нанкине. В 1368 г. он нанес поражение тюрко-монгольской армии к востоку от Пекина и с триумфом вошел в столицу. Многие родовые вожди в Монголии восстали против Тоган-Тимура. Если последний казался китайцам слишком монголом, то для старомонгольской партии он был слишком китайцем. Тоган-Тимур бежал в пустыню Гоби, где и умер в 1369 г. Его сыновья и остатки армии отступили в Монголию. Тем временем в Пекине Чжу Юаньчжан провозгласил себя императором. Основанная им династия стала известна как Мин. В течение следующих двадцати лет он продолжал завоевывать и объединять китайские территории.
Несмотря на то что тюрко-монгольская династия получила китайское название Юань, использовала китайский язык при управлении многомиллионным населением областей южнее Великой стены и даже продолжала некоторые традиции китайской внешней политики (стремление к подчинению Индокитая, начавшееся еще в эпоху Цинь, т. е. в III в. до н. э.), тюрко-монголы не слились с китайцами и не образовали единого народа. Их разделила не только кровь, пролитая в боях, но и глубокая этнопсихологическая рознь, активное нежелание стать похожими друг на друга.
Следует поставить империю Юань в одном ряду с чжурчжэньской Цзинь и тобасской Вэй. Даже причины и характер гибели их аналогичны, что указывает на наличие исторической закономерности.
Итак, империя Чингисхана во многом опередила свое время, как по системе организации военно-административного аппарата, этой несущей конструкции данного государства, так и по размаху своих владений. Однако времена единства уже позади, и государства, выросшие из улусов Джучи, Чагатая и Хулагу, будут жить своей отдельной политической жизнью и развиваться в рамках своей собственной модели. Дороги государств, частей бывшей державы Чингисхана, и унаследовавших их династий чингисидов разойдутся все дальше и дальше. Судьбы тюрко-монгольских завоевателей и их династий сложатся по-разному – сначала улус Чагатая будет поделен на мелкие владения между его потомками и соседними улусами (Джучи и Хулагу), потом падут хулагуиды в Иране и Закавказье, затем национальная китайская династия Мин сменит в Китае тюрко-монгольскую Юань, последним монгольским ханам которой останется править только коренным юртом – Монголией и еще несколько десятилетий вести войну с китайцами, а улус Джучи вообще претерпит ошеломляющие перемены. Таким образом, империя Чингисхана через 60 лет распалась на государства, которые или трансформируются под воздействием культурных традиций народов, завоеванных тюрко-монголами, приняв их модели государственного развития, или погибнут, не приспособившись к изменениям.
Чагатайское ханство
Рассмотрим Туркестан под властью дома Чагатая. Остановимся подробнее на истории Чагатайского ханства, поскольку именно территории этого ханства станут в последующем ядром Великой Тюркской империи Амира Темура, именно земли Мавераннахра будут колыбелью высокого Ренессанса тюркской культуры.
Как было сказано выше, Чагатай получил в наследство бассейн Иссык-Куля, реки Или к юго-востоку от озера Балхаш и степные районы на реках Чу и Талас. Его зимний и летний лагери находились в долине Или. Был и второй лагерь под Алмалыком. Ему подчинялись Кашгария и Мавераннахр. Однако следует отметить, что Уйгурия, страна уйгуров Бешбалыка (Ку-Ченг), Турфана (Кара-Ходжа) и Куча, которая начиная с 1260 г. оказалась под непосредственной властью чагатаидов, до этого подчинялась великим ханам Каракорума. Кстати, некоторое время мавераннахрские города Бухара и Самарканд также управлялись из Каракорума, ставки великого хана.
Ханство Чагатая – это бывшее царство каракитайских гурханов, в котором монгольское владычество над тюркской страной привело к образованию царства Туркестан. Однако так же, как в свое время гурханы, а еще раньше, в VII в., ханы западных тюрков, чагатаиды не собирались превращать свое владычество в настоящее государство по понятиям китайцев и персов. Для этого у них не было исторических предпосылок. В Китае и Иране их сородичи из дома Хубилая или дома Хулагу встретились с тысячелетними традициями цивилизованных империй, со славным прошлым административных основ яменов и диванов и использовали это наследие. Здесь они становились «сыновьями Неба» и султанами. Они идентифицировали себя с древними государствами в их географических, исторических и культурных границах. Но ничего подобного не произошло с сыновьями Чагатая. Центром их царства с нечеткими контурами оставались не столичные города, а степные просторы. Им не приходило в голову обосноваться в Кашгаре или Хотане, в оазисах Тарима, а замкнутое пространство садов было слишком тесным для их стад и конницы; тем более они не поселились среди таджиков и тюрков Бухары и Самарканда, в этих плотнонаселенных городах, где мусульманский фанатизм и кипучая социальная жизнь претили их духу кочевничества. Намного дольше, чем их родичи в других улусах, они совершенно не воспринимали городскую жизнь, ее преимущества и ее удобства. Так, Бурак-хан, не задумываясь, приказал разграбить и Бухару, и Самарканд – подумать только: разграбить свои собственные города! – просто для того, чтобы собрать припасы для армии. Дело не в том, что они сопротивлялись окружающей среде в большей степени, чем хубилаиды, ставшие китайцами, или хулагуиды, превратившиеся в персов. Они жили в тюркской стране, они тюркизировались до такой степени, что их именем стали называть местный язык – чагатайский тюркский.
Между буддийско-несторианской культурой уйгуров Бешбалыка и арабо-персидской культурой Бухары и Самарканда дом Чагатая оставался как бы на перепутье, не зная, что выбрать. Конечно, в самом начале он, как раньше и сам Чингисхан, подвергся уйгурскому влиянию, влиянию старых тюрко-монголов, приверженцев Будды или несторианского креста. Затем чагатаиды исламизировались, но чисто по-монгольски, без фанатизма, без литературной основы, и правоверные мусульмане Самарканда считали их наполовину язычниками, а кампании Амира Темура на их земли принимали характер священной исламской войны.
