Только феодальная аристократия, высшее мусульманское духовенство да крупное купечество были довольны монгольскими порядками и враждебно относились к сарбадарской пропаганде. Однако и в сфере феодальной аристократии, особенно среди патриотически настроенной молодежи, были и сочувствовавшие сарбадарам.
Когда весть о приближении тюрко-монголов Ильяс-ходжи дошла до жителей Самарканда, начались большие волнения. Сарбадары призывали народ оказать сопротивление тюрко-монгольскому войску. Среди самаркандских сарбадаров особенно выделились Мавлан-заде Самарканди – учащийся самаркандского медресе, Абу Бакр Калави, согласно Шами – трепальщик хлопка, а у других авторов – староста квартала трепальщиков хлопка, и Хордак Бухари – хороший стрелок из лука. Когда в соборной мечети собралось около 10 тыс. человек из знати и простого народа, Мавлан-заде, опоясанный мечом, выступил с горячей речью. Он говорил о том, что правитель, взимавший незаконную подушную подать под видом пошлин и хараджа, в часы опасности бросил население города на произвол судьбы, что жители города не спасутся, если дадут за себя даже самый большой выкуп, что спасение только в сопротивлении и борьбе. Мавлан-заде обратился с вопросом: кто возьмет на себя защиту ислама, но знать безмолвствовала. Тогда Мавлан-заде спросил простой народ, окажут ли они ему содействие, если он примет на себя ответственность. И те поддержали Мавлан-заде.
Получив полномочия народа, сарбадары под руководством Мавлан-заде и Абу Бакра, который имел большие связи в среде самаркандских ремесленников, начали энергичную подготовку к обороне родного города. Задача была очень трудной: Мавлан-заде составил списки годных к военной службе людей и привлек к работам по укреплению города самые широкие слои населения. Сарбадары использовали узкие улицы города для возведения на них баррикад. Свободной была оставлена, по-видимому, только главная улица города. В наиболее важных и выгодных для обороны пунктах были расставлены лучники. Все было рассчитано на то, чтобы впустить конных тюрко-монголов в свободный проход, а с флангов, со стороны забаррикадированных узких улиц, нанести им тяжелый удар. Тюрко-монголы не подозревали, что их ожидает в Самарканде, и предполагали легко овладеть городом. Однако они ошиблись: когда передовые отряды прошли засаду, Мавлан-заде дал сигнал, и на врага посыпались стрелы, камни и палки.
Тюрко-монголы не смогли взять город и окружили его тесным кольцом. Осажденные начали испытывать голод, и тут чудо спасло Самарканд: страшная эпидемия уничтожила всех лошадей армии противника. Тюрко-монголы спешно сняли осаду, потеряв, по одним данным, тысячу, а по другим – две тысячи человек.
Это был конец Ильяс-ходжи. Он хотел уйти в Моголистан, но на границе его убил эмир Камар ад-Дин, предводитель клана дуглатов, и захватил власть.
Весть о победе сарбадаров над Ильяс-ходжой дошла до эмира Хусейна и Темура. Зиму последний проводил в Кеше, а Хусейн – на берегу Амударьи. Весной они сошлись и направились к Самарканду. Остановились они у самого города, в местности Канигиль. Они дали знать сарбадарам, что одобряют их поведение и хотят их видеть. Сарбадары поверили «добрым» намерениям эмиров, и действительно, на приеме им были оказаны знаки внимания. Однако, когда на следующий день они вновь появились в ставке Хусейна и Темура, их вероломно схватили, связали и казнили всех, за исключением Мавлан-заде, которого своим заступничеством перед Хусейном спас Темур. Что в этой ситуации руководило Темуром? По-видимому, между Хусейном и Темуром существовало разногласие по вопросу о сарбадарах. Есть основания полагать, что Темур имел с некоторыми из них старые связи, особенно с сарбадарами из знатной среды.
Покончив с сарбадарами, особенно с таким выдающимся из них, как Абу Бакр, Хусейн и Темур вновь подчинили себе Самарканд. Произошло это в конце весны 1366 г. Совместное пребывание в лагере Конигиль было в известной мере испытанием дружбы Хусейна и Темура. Между обоими эмирами усугубились недоразумения, которые трудно было преодолеть.
Темур предпринял неожиданную кампанию против авторитарных устремлений своего шурина. Тот добивался признания его в качестве фактического правителя Мавераннахра, напоминая о своем родстве с Казганом. Опираясь на чисто номинальную власть хана, недавно избранного в Самарканде, Хусейн решил наложить налог на эмиров для создания государственной казны, причем особо большие налоги налагались на эмиров и военачальников, близких Темуру. Тем самым он хотел одновременно унизить оппозицию.
Это была грубая ошибка с его стороны, так как эмиры, потерявшие большую часть состояния во время «грязевой битвы», обеднели и вынуждены были обратиться за помощью к вождю барласов, которому пришлось опустошить свои сундуки, чтобы помочь им. Он даже отдал драгоценности своей жены, сестры Хусейна.
Теперь стало ясно для всех, что эмир Хусейн – жадный тиран, а Темур – щедрый и надежный господин. Впрочем, от последнего именно таких действий и ждали. Этим актом щедрости он приобрел в среде своих военных помощников большую популярность. Хусейн же, напротив, нажил немало недругов среди влиятельных людей. Уже в лагере под Самаркандом оба понимали, что каждый из них является помехой другому. Расхождения между ними с каждым годом усиливались, и волей-неволей оба эмира втягивали в круг своих единомышленников мавераннахрских владетелей. Феодальная анархия в стране не могла продолжаться бесконечно. Наряду с феодальными сепаратистскими силами, в самом обществе того времени накапливались силы, заинтересованные в феодальном объединении, в сложении прочной государственности. Объединения хотели купцы, ремесленники и мусульманское духовенство, а также земледельческое население. Хотя между Темуром и Хусейном не было столь резких противоречий, какие в свое время имелись между Кебекханом и чагатайскими кочевыми беками, однако Темур лучше, чем Хусейн, понимал требования настоящего периода и, не теряя времени, подготавливал в среде духовенства и городского населения сочувствующие ему группы.
Этот тандем с самого начала был обречен. Хусейн был могущественнее: кроме Мавераннахра, у него было собственное царство в Афганистане с городами Балх, Кундуз, Хулм и Кабул. Темур же прочно держал власть в своих землях – Кеше и Карши, на самых подступах к Самарканду, и был более сильной и яркой личностью.
Смерть жены Темура еще больше разделила их. Сначала Хусейн выдворил Темура из Карши. Затем Темур силой вернул себе этот город и, кроме того, захватил Бухару. В ответ Хусейн с большой армией вышел из своей резиденции в Сал-и Сарае, к северу от Кундуза, чтобы снова захватить Мавераннахр. Он отобрал Бухару и Самарканд, а Темур ретировался в Хорасан. Однако воинская отвага Темура была вне всяких сомнений: он мог сражаться рядом с солдатами, когда это было необходимо, но в политическом смысле проявлял осторожность, коварство и умел выжидать удобного момента. Темур не погнушался заключить договор с илийскими тюрко-монголами и тем самым спровоцировать их на вторжение, которое предполагалось на следующую весну. Таким образом, очистив Мавераннахр от чагатайских тюрко-монголов Или, он был готов отобрать страну у Хусейна с их же помощью. Здесь следует отметить, что Темур не осуществил этот план, потому как, опасаясь нового тюрко-монгольского нашествия, Хусейн предложил Темуру мир, ссылаясь на мусульманскую веру, которая связывала их друг с другом, на необходимость объединиться, дабы не допустить, чтобы полуязычники Или и Юлдуза разграбили священные земли Мавераннахра.
