Вассалы подняли головы и объявили себя независимыми. Вчерашние поверженные торжественно возвратились в свои столицы, откуда их когда-то изгнал Великий Завоеватель: султан Ахмед Джелаир вернулся в Багдад, Кара Юсуф, правитель Черной Орды, захватил Азербайджан и овладел Табризом. Шахрух, единственный из темуридов, обладавший качествами вождя, терпеливо и настойчиво пытался восстановить империю отца. Он восстановил ядро империи, но без чужеземных государств, которые поделили между собой восставшие вассалы и внуки, объявившие их своими владениями.
Оказавшаяся более хрупкой, чем творение Чингисхана, империя Темура ненадолго пережила своего творца: союз развалился на части, и каждая из них продолжила свою собственную историю. При Шахрухе и его сыне Улугбеке, которые были людьми высокой культуры и изысканного вкуса, продолжала процветать Самаркандская цивилизация вплоть до того рокового дня, когда в 1449 г. тюрко-монголы хана Абулхайра разрушили город и весь Мавераннахр. От мощной империи степей, созданной Амиром Темуром, остались обломки: еще раз единение Азии, которое было его великой мечтой, как и мечтой Чингисхана, ускользнуло из рук гениального человека, осмелившегося осуществить ее.
Портрет Амира Темура в контексте своей эпохи
Имеется достаточно материала об Амире Темуре в работах ученых и в биографии, написанной Ибн Арабшахом, чтобы составить физический портрет Великого Завоевателя. Это был человек крепкого телосложения и энергичный, несмотря на увечья, ростом 170 см (высокий рост для той эпохи), с широкими плечами, мощной шеей, массивной головой и суровыми чертами. Лицо, свидетельствующее, что его предки – тюрки и монголы: широкое, с выступающими скулами, плоский в основании нос, полные губы и небольшие раскосые глаза; у него была белая кожа, высокий лоб, а в его длинных усах и короткой бороде были перемешаны рыжие, черные, каштановые и седые волосы. Вполне возможно, что у Темура были предки-кочевники, принадлежавшие к индо-иранской группе или к первым ариям, которые жили у подножия Тянь-Шаня в непосредственном контакте с тюрками и монголами.
Если физический портрет Темура можно восстановить с достаточной степенью точности, то довольно сложно воссоздать личностный портрет Великого Завоевателя, дать объективные мотивировки его поступкам.
Сложно представить, каким образом в относительно короткий период с такими малыми начальными средствами Темур завоевал столько царств и сверг с трона стольких знаменитых и могущественных монархов, если исключить то значение, какое имела для его войск Яса, если забыть юридические основы, на которых он строил свою империю, – «Уложение», суть принципов его геополитики и стратегии, сравнимое лишь со знаменитым Кодексом Наполеона. Яса Чингисхана, одинаково распространяющаяся как на гражданское население, так и на армию, была введена в действие в 1206 г. на ежегодном собрании всех предводителей – курултае. Она равно касалась и монголов, и покоренных, и подданных народов. Этим сводом законов восхищались впоследствии западные историки.
Придя к власти примерно через 150 лет после провозглашения монгольской Ясы и оказавшись властителем совокупности составных государств, организованных иначе, чем империя Чингисхана, Темур решил сохранить этот свод законов. Одно из важнейших достоинств Ясы заключалось в том, чтобы держать всадника в боевой форме, чтобы он слезал с седла только для короткого отдыха, чтобы в любую погоду, в любой час дня и ночи был готов отправиться в поход по первому зову трубы и барабана.
Из всех юридических систем, придуманных вождями народов, дабы держать подданных в активном повиновении, Яса, несомненно, одна из самых мудрых.
Однако такое уважение к законности Ясы приводило к определенным парадоксам. Например, в 1388 г. в возрасте 33 лет, имея уже большую власть, Темур носил всего-навсего титул «керген», т. е. Величественный, так же как Лоран де Медичи назывался Великолепный, и имел при себе настоящего чингисида, который пользовался подобающим хану почетом, носил высший титул, довольствовался роскошными одеяниями, оружием и участием в официальных церемониях, на которых его титул давал ему право самого почетного места, но не более того.
У Темура хватило мудрости не прерывать наследственную цепочку, установленную Чингисханом, и не лишать короны тех наследников, которым курултай дал титул хана. Он осыпал почестями тех призрачных суверенов, чье присутствие было ему необходимо как гарантия юридического принципа и не беспокоило его: Кабул-хан, затем Суюргатмыш и Махмуд-хан, которые подписывали законы и декреты и принимали подобающие почести от подданных и иностранных представителей. Официальный хан жил в Самарканде в прекрасном дворце и сопровождал Темура в его походах, тем самым как бы освящая их своим присутствием. Игнорируя мнение призрачного монарха, Темур действовал сам, по своему усмотрению, но от имени «игрушечного короля», которого никогда и не думал свергать, чтобы присвоить себе этот пустой титул, поскольку имел в своих руках всю полноту власти.
Если Аттила и Чингисхан даже на вершине своего могущества и славы оставались кочевниками, будучи убеждены в превосходстве колесниц, повозок, войлочных юрт над дворцами из камня и мрамора; если они правили покоренными империями, не слезая с лошади, то Темур сочетал в себе и осуществлял в своей внешней и внутренней политике принципы кочевников и оседлых людей.
У него не было цинизма, присущего Аттиле, – беспричинной ненависти кочевника, который ненавидит и, более того, презирает оседлых людей. К примеру, Чингисхан перед походом в Китай подумывал о том, чтобы истребить народ земледельцев, бесполезный, по его мнению, так как только занимал земли, которые могли бы служить пастбищами. Темур был более мудр, поскольку в своих отношениях с государствами древней культуры он являлся султаном Самарканда, самой красивой и богатой столицы Азии, покровителем литературы и искусства, который осыпал поэтов и историков дарами и собирал при своем дворе известных талантами людей, для менее цивилизованных народов, особенно монголов и тюрков, у которых кочевой образ жизни сидел в крови, он – «господин шатров», неутомимый завоеватель, который преодолевал территории от Урала до Персидского залива, от границ Китая до Дамаска и Трапезунда. Внедрять же в империи оседлых народов старую тюрко-монгольскую неупорядоченность и смотреть на население завоеванных стран как на низшие расы, предназначенные для того, чтобы признавать превосходства кочевников и подчиняться им, – это значило уважать обычаи предков. Несмотря на то что после смерти Чингисхана идеал чистого кочевника утратил свою былую привлекательность, тюркские и монгольские подданные не поняли бы своего господина, если бы он отличался от предшественников. Неупорядоченность отвечала двум основным потребностям всадника: постоянно менять место пребывания, чтобы избежать изнеженности, моральной и физической слабости, к которым приводит неподвижность, а также желание получить добычу. В этом отношении Темур должен был придерживаться обычаев своих предков.
Несомненно то, что цель Великого эмира состояла в насаждении своего порядка любой ценой, без малейшей жалости, которая могла подорвать его авторитет.
Если бы ему пришлось оправдываться перед современниками и потомками в своих жестокостях, Темур мог бы сказать, что между его народом и покоренными народами существует такая же естественная разница, какая имеет место между расой господ и толпой рабов или между свободными людьми и рабами, как в Греции. Все кочевые народы считали, что земледельцы отмечены печатью «низости». У кочевников Северной Африки шатер не должен касаться земли: земля удерживает и впитывает в себя все, что на ней находится; дистанция между основанием жилища и землей придает гордому арабу уверенность в том, что он как бы существует в пространстве.
