Особенно удивительным это представляется в случае с восточными чагатаидами и хорезмийцами, имевшими общие традиции с улусом Чагатай и активно участвовавшими в делах улуса еще до прихода Темура к власти. Тем не менее армия Темура имела в своем составе немного монгольских или хорезмских эмиров, хотя некоторые, присоединившись к Темуру, достигали высокого положения. Сложно говорить о действительно тюрко-монгольских и хорезмских эмирах, так как определить их идентичность труднее, чем правителей оседлых народов. Источники упоминают одного эмира по имени Яик Суфи, являвшегося представителем суфийской династии Хорезма, которому дали под начало тумен его области, и это был один из самых влиятельных эмиров правого крыла армии Темура. В 1393–1394 гг. он взбунтовался и был заключен в тюрьму. В войсках Темура упоминаются два известных тюрко-монгольских военачальника, равных по влиянию большинству чагатайских эмиров. Одним из них был Буян Темур-бен-Бекичек Чете. Он был известен в войсках Умаршайха, впоследствии стал его атабегом. Другим был Амир Кутб ад-Дин, брат Камар аль-Дина, который состоял в тумене Мироншаха при осаде Такрита в 1393 г. Тюрко-монголов могло быть и больше, но историки не называют их. В армии Темура наверняка не было отрядов из Хорезма и Моголистана, но многие могли быть военнопленными, а не войсками, воевавшими под командованием своих правителей.
Из Золотой Орды Темур набирал новую живую силу, хотя некоторые видные эмиры присоединились к нему временно. Самым известным из них был Тохтамыш. Трое других – Кюнче Оглан, Темир-Кутлуг и Едигей – предали Тохтамыша и примкнули к Темуру в 1388 г. или раньше, но во время похода на улус Джучи в 1391 г. они предали его и вернулись к себе из кочевых каганатов, в дальнейшем проявляя себя союзниками.
Отношения Темура с кочевыми конфедерациями на Ближнем Востоке – джелаирами, каракоюнлу и аккоюнлу – были сложными. Несмотря на многочисленные набеги и походы против них, он смог только временно притеснить их, и после его смерти они быстро восстановили свою власть.
Каракоюнлу, жившие в Восточной Анатолии и частично в Азербайджане, всегда были врагами Темура, он отвечал им тем же. Совершив против них несколько походов, он лишь ненадолго утихомирил их.
С туркменской конфедерацией аккоюнлу, менее сильной в это время, у Темура были относительно дружеские отношения.
Неудача Темура в попытке подчинить кочевую конфедерацию Западного Ирана объяснялась не недостаточной военной силой, а отсутствием трайбализма, т. е. племенного духа. Чтобы уничтожить кочевые конфедерации, с которыми он воевал, военной победы было недостаточно: необходимо было лишить их поддержки, оттянув от них часть племен, а это Темуру не удалось. Служение в армии Великого эмира мало привлекало кочевников из земель, не входящих в улус. Правление Темура было слишком суровым, чтобы позволять племенам действовать самостоятельно, поэтому новые племена или группы могли влиться в его армию лишь в качестве второстепенных членов. Эта перспектива была не по душе членам союза, который обеспечивал значительную степень свободы в его пределах. И если некоторые группы, не обладавшие влиянием, например арабы и каладжи Кума и Кашана и аккоюнлу, служили в войсках Темура, то лишь как временные отряды.
Поскольку Темур не смог отколоть племена от большой конфедерации, он не сумел подчинить их надолго или даже ослабить. Возможно, поэтому значительные массы кочевников – тюрко-монголов и степняков Золотой Орды, – несмотря на высокое положение некоторых эмиров, так и не сохранили верности Темуру.
Во время Великих походов Темур разорил множество городов и областей, уничтожил немало династий и племен, но не смог полностью подчинить своей власти самые могущественные из оседлых – это были курды и музаффариды, которых он стер с лица земли, среди кочевников – джелаиры, каракоюнлу, которых он вытеснил, но не уничтожил.
Итак, отношение Темура к покоренным правителям во многом напоминало его отношение к племенам улуса, отличаясь, пожалуй, большей жестокостью к недавно завоеванным народам. Как и племена, местные династии остались на месте, но были лишены большей части политической, региональной и военной власти. Их правителей то и дело меняли, страны перекраивали, военную мощь ограничивали. Что касается их структуры, Темур внес немного изменений, он лишь создал новый управленческий слой. Однако этого было достаточно, чтобы держать завоеванные страны под контролем в продолжение всего царствования и, соответственно, в руках их правителей.
Новые подданные Темура из оседлого населения были уязвимы в том смысле, что их ресурсы были привязаны к определенному месту, поэтому их не очень сложно было держать в повиновении. Кроме того, в противном случае их без труда можно было наказать. Но для них в правлении Темура были некоторые выгоды: оно давало возможность их младшим братьям или свергнутым правителям прийти к власти, к тому же процесс унификации на Ближнем Востоке благоприятствовал городскому населению и торговцам. Во всяком случае, разумнее была покорность, так как противостоять Темуру они все равно не могли.
Чужеземные кочевники были менее лакомым куском для Темура. Они имели большую свободу, нежели оседлое население, поскольку земля их не привязывала, в связи с чем они меньше опасались террора Темура, да и не имели практических выгод от его нашествий.
Темур так и не смог справиться с крупными союзами кочевников Западного Ирана, так как, чтобы их ослабить, ему надо было оторвать от них некоторые племена, но это было сделать практически невозможно.
Его армия была организована не по племенному признаку, и его правление было разрушительным в плане могущества племен. Поэтому новые племена могли ассимилировать в армии лишь в качестве неравноправных членов и служить в войсках по принуждению, не преследуя выгоды. Его успехи в борьбе с кочевыми противниками были временными, а после его смерти все вернулось на круги своя. Он покорил обширные земли с кочевым населением в Моголистане и в Дешт-и-Кыпчаке, но не присоединил их к империи. Он вытеснил туркменскую конфедерацию Ближнего Востока из их восточных территорий, но не смог завладеть их людскими ресурсами, как это было с оседлыми народами, которых Темур подчинил себе и использовал, почти ничего не меняя в их жизненном укладе, ну, а для того, чтобы сделать то же самое с кочевыми племенами, надо было лишить их племенных традиций, что ему удалось с кочевниками улуса, но на новых землях его в этом отношении постигла неудача.
Темур нес на себе печать счастливой судьбы, и противиться ему – значило противиться воле Аллаха. Некоторые элементы этой идеологии совпадали с иранскими и исламскими принципами. Кураническая идея о том, что военные и политические победы доказывают расположение Всевышнего, и иранская идея о харизматической природе царской власти всегда использовалась на Ближнем Востоке. Поэтому Темур приспособил эти идеи к своим целям и свел на нет отдельные недочеты своей завоевательной политики. Таким образом, к концу жизненного пути Великий эмир имел мощнейшую армию в мире, имеющую самую универсальную структуру для той эпохи – эпохи Великих завоеваний.
Административное устройство
В общих чертах администрация Темура напоминала властные структуры других государств кочевников, которые были до него и после него. Получив в наследство две хорошо отработанные системы управления – тюрко-монгольскую и арабо-персидскую, – он их скомбинировал и приспособил к своим задачам. Темур использовал письменность и чиновничество оседлых народов для осуществления административных функций в завоеванных странах и над этими чиновниками поставил другую администрацию, организованную согласно тюрко-монгольской традиции и укомплектованную представителями правящего класса улуса Чагатая.
