В эту самую секунду Стервятник, стоявший на высокой корме корабля, испытал внезапное помутнение рассудка. Черный липкий туман возник перед глазами и скрыл от него далекую узкую ленту берега. Шатаясь, как пьяный, Люгер сделал несколько шагов в сторону борта… От гибели в волнах его спасло только то, что несущее смерть влияние неведомого врага оказалось слишком непродолжительным.
Когда морок рассеялся, Люгер пришел в себя и обнаружил, что стоит, вцепившись в какую-то снасть, в опасной близости от борта. Он потряс головой и шатаяcь отправился в свою каюту…
Для того, кто остался на берегу, корабль вскоре превратился в точку и наконец исчез из виду. Кабан развернулся и, тяжело стуча копытами по камням, медленно побежал в сторону скрытых тучами южных созвездий.
Глава двадцать пятая
ПЕПЕЛ
Люгер получил в свое распоряжение одиночную каюту, в которой, кроме койки, стола из мраморного дерева, черного шкафа и древних стульев из гладкого материала, не гниющего в воде, нашлось место для чудом сохранившегося фрагмента доисторического глобуса, изготовленного еще до Катастрофы, астролябии, нескольких чучел морских тварей и рыб, а также для залежей пыльных книг и навигационных карт со множеством таинственных пометок.
Каюта Кравиуса, находившаяся рядом, была гораздо роскошнее и вполне соответствовала размерам своего обитателя. Каждому из Ястребов тоже нашлось бы по отдельной каюте, но они предпочли поселиться вместе. Слуги принцессы Тенес не испытывали нужды в удобствах и спали прямо на жестком деревянном полу. Впрочем, один из них всегда бодрствовал.
В своем временном убежище Люгер обнаружил также окованный металлом сундук, который оказался почти пустым. Корабль был словно плавучая гостиница – он никому не принадлежал достаточно долго, и его некому было обживать.
На дне сундука Стервятник нашел только давно высохший лиловый цветок, который рассыпался в пыль, как только он дотронулся до него. После этого сундук стал новым жилищем гомункулуса. Люгер осторожно опустил все еще непрозрачный сосуд в темное чрево сундука и закрыл крышку. В следующую ночь должно было наступить новолуние, и он собирался проверить, не посмеялись ли над ним лилипуты из Гикунды.
Люгер надеялся на то, что хотя бы гомункулус сможет указать ему путь и примерное направление поисков. Сам он до сих пор не представлял себе, что будет делать в далекой, враждебной и совершенно незнакомой ему Морморе.
Все еще терзаясь бесплодными догадками об источнике наваждения, которое едва не лишило его разума, он лег на койку и постарался думать о чем угодно, кроме кошмаров – реальных, вымышленных или насылаемых извне…
Безумное напряжение последних дней, с которым он так свыкся, что уже почти не замечал, постепенно отпускало его. Страх за свою жизнь – самое сильное из человеческих чувств – слишком долго заглушал все остальные.
Люгер вдруг осознал, что до сих пор блуждал в лабиринте – темном, зловещем и не имеющем выхода. Этот лабиринт почти убил его любовь к Сегейле и превратил человека в механизм, тупо бредущий куда-то, покорный чужой воле… Частью такого лабиринта был Элизенвар, такими же оказались Фирдан и замок Крелг.
Теперь Слот впервые двигался куда-то, пусть к страшной и преступной цели, пусть в компании извращенцев и убийц, но само движение вселяло какие-то надежды, хоть и довольно призрачные… Так идут к далекой звезде, горящей над горизонтом, зная, что никогда не достигнут ее, и все же идут, потому что оставаться без движения еще мучительнее, и тогда сносный выход только один – самоубийство.
Воспоминания о Сегейле, которых он боялся последнее время и потому загонял их в самые глухие уголки сознания, теперь стучали в запертые двери воображения. Он позволил им выйти на свет Божий, и они овладели всем его существом…
Люгер лежал и вспоминал все: ее глаза, улыбку, очертания губ, ее поцелуи, страстные и сладостные, гладкость кожи, упругость живота, тепло ее лона; то, как она занимается любовью, то, как вечерний свет увязает в ее ресницах, то, как она засыпает в его обьятиях, и тогда ее нежное дыхание касается его щеки… Щемящая тоска захлестнула его, и он ощутил жгучую влагу на своих веках…
А потом пришел покой, мягкий неземной покой. Нелепо, но Стервятник вдруг стал абсолютно, непоколебимо спокоен, словно никто и ничто не могло отнять у него любовь и жизнь; все совершалось в другом мире, где уже не было зла и смерти.
Он вдруг ощутил даже радость, необьяснимую радость – просто от того, что где-то существовала эта женщина, пусть еще бесконечно далекая от него, но такая красивая и такая беззащитная. Она была единственным существом, которое он любил и в котором нуждался, и его душа стремилась к ней, как к единственному солнцу во всей холодной и пустой вселенной, а тело желало ее, как никогда, и он застонал от этой муки, которую причинил себе сам…
Так, сгорая от вожделения и с возрожденной надеждой в сердце, он долго лежал в темноте, пока сон без сновидений снова не похитил у него Сегейлу.
* * *
Люгер проснулся и увидел серый свет, забрезживший сквозь иллюминатор.
Он точно помнил, что запирал на ночь дверь каюты, однако сейчас на пороге стоял Сидвалл и рассматривал его своими немигающими глазами. Назойливая опека вывела Стервятника из себя.
– Пошел вон! – крикнул он Ястребу и вдруг увидел хищный оскал на его узком рыбьем лице. Похоже, эти идиоты следили за ним даже здесь. Подозревали в двойной игре? Что ж, он их не разочарует…
Сидвалл удалился медленно, со спокойным достоинством хищника. Ястреба нельзя было оскорбить – его можно было только уничтожить.
Люгер полежал еще немного, пытаясь возобновить приятные ночные воспоминания. И это удалось ему, но лишь отчасти.
В серой утренней мгле все казалось будничным и грязным; здесь не было места Сегейле. На мгновение он представил ее лицо с прозрачными сияющими глазами и вспомнил запах ее кожи… Потом видение исчезло, но Люгер ощутил прилив свежих сил, будто заблудившийся в непроглядной ночи странник, который уже отчаялся найти дорогу и вдруг узрел путеводную звезду, засверкавшую во мраке.
Однако наступивший день стал днем мрачных и неблагоприятных знамений.
Утром корабль уже вышел в открытый океан, держа курс на юг, к архипелагу Шенда. Люгер избегал покидать свою каюту – слишком опасной оказалась вчерашняя атака. Кто-то не пожалел усилий, пытаясь сбросить его в море. И Слот не был уверен, что подобные попытки не повторятся… Поэтому большую часть времени он проводил в одиночестве, разбирая найденные морские карты и рассматривая обломок глобуса с неведомыми в его мире очертаниями материков.
Впервые в жизни Стервятник находился на корабле посреди океана. До сих пор его опыт в этой области ограничивался плаванием по рекам и единственным, совершенным семь лет назад, путешествием по внутреннему морю Уртаб, во время которого Люгера едва не прикончили контрабандисты. Но знак на ладони правой руки хранил его для иной смерти…
