В этот знаменательный день план, столь тщательно разработанный Паленом и прочими заговорщиками, осуществляется: верные императору люди сменены в карауле семеновцами наследника Александра; конногвардейцы Н. Саблукова обвинены в якобинстве и отосланы из дворца: в этом также виновен Пален, который на следующий день после убийства Павла признался полковнику Саблукову: «Я вас боялся больше, чем целого гарнизона <…> поэтому я и позаботился вас отослать»
[112]. Все главные заговорщики живут неподалеку от Михайловского замка, любимой резиденции Павла, в строительство которой он вложил массу средств и сил и куда вместе с семьей и фавориткой переехал за 10 дней до своей смерти: «Стены были еще пропитаны такой сыростью, что с них всюду лила вода… Здание это прежде всего должно было послужить монарху убежищем в случае попытки осуществить государственный переворот. Канавы, подъемные мосты и целый лабиринт коридоров, в котором было трудно ориентироваться, по-видимому, делали всякое подобное предприятие невозможным. Впрочем, Павел верил, что он находится под непосредственным покровительством архангела Михаила, во имя которого были построены как церковь, так и самый замок»
[113].
Весь последний день настроение императора колебалось от плохого к хорошему, от разносов к спокойствию и умиротворению. Ужиная вместе с семьей по традиции, он обратился к старшему сыну с вопросом о самочувствии (все мемуаристы вспоминают, что Александр в тот день был чрезмерно бледен, взволнован, даже испуган) и пожелал ему в ответ на чихание исполнения всех желаний. После ужина он отправился к себе; было замечено, что государь чем-то обеспокоен, однако он находил в себе силы шутить над предполагаемым заговором и собственной смертью: М. И. Кутузову он заметил, что забавно выглядит в зеркале, словно со свернутой шеей; князь С. М. Голицын задним числом вспоминал, как Павел ушел после ужина, ни с кем не прощаясь и бормоча себе под нос: «Чему быть, того не миновать…» К 11 часам вечера собираются в комнатах лейб-гвардейского корпуса участники заговора, все при полном параде, лентах и орденах, полученных когда-то из рук Павла I. Они, числом до 180 человек, пируют, пьют шампанское, которое подали по распоряжению Палена. К половине 12-го прибывают к пирующим предводители заговорщиков. Звучат тосты, в том числе и за здоровье нового императора — Александра I. Именем Александра Павловича император-тиран должен быть свергнут! Да, сам Александр не принимал активного участия в заговоре, но, как знать, возможно, цареубийства удалось бы избежать, если бы он был в ту ночь среди заговорщиков, убивших его отца?.. Важнейшим моментом этого последнего собрания бунтовщиков было решить, что же делать с Павлом: оставить ему жизнь или…? Пален на прямой вопрос офицеров отвечает известной поговоркой: «Когда готовят омлет, разбивают яйца». Сошлись на заключении в Шлиссельбургской крепости, знавшей и других именитых «постояльцев».
Ближе к полуночи заговорщики двумя колоннами отправились к Михайловскому замку. В «ударную» группу под руководством Л. Л. Беннигсена Пален включил братьев Зубовых и прочих из числа тех, кто ненавидел императора: он знал, что они не остановятся ни перед чем. В это время Михайловский замок уже спит; император у себя в спальне, в постели, вернувшись от княгини Анны Гагариной, занимавшей комнаты прямо под личными апартаментами государя. Капитан Александр Аргамаков, полковой адъютант императора, провел группу Беннигсена в неприступный Михайловский замок, прямо к комнатам Павла. Камердинер Павла отпер двери на голос Аргамакова: тот ежедневно в 6 часов поутру являлся к государю с докладом. Заговорщики ввалились всей толпой; камер-гу-сар Кириллов оказал им сопротивление, но упал, получив сильный удар шпагой по голове; другой бежал, пытаясь поднять тревогу. Стали искать его, но безуспешно; уже опасались, что император избежал своей участи, скрывшись из своих покоев по потайной лестнице (именно так поступил тот, кому он доверял больше остальных, — Иван Кутайсов). Беннигсен, по воспоминаниям одного из участников, «с сатанинским хладнокровием подошел к постели, пощупал ее рукою и сказал: гнездо теплое, птица недалеко»
[114]. Он же обнаружил Павла стоящим у камина, за экраном: царя разбудили крики и топот, и он пытался спрятаться. На слова обратившихся к нему заговорщиков, державших шпаги обнаженными, об аресте он лишь отвечал: «Что я сделал?» Он едва владел собой, но отказался подписать акт об отречении в пользу Александра, предложенный ему Платоном Зубовым. Николай Зубов, будучи сильно пьян, вышел из терпения и сильно ударил императора сначала по руке, а затем в висок; последний удар, нанесенный тяжелым предметом (очевидцы расходятся во мнениях, что это было: тяжелая золотая табакерка, якобы принадлежавшая несчастному Павлу, эфес шпаги или рукоять пистолета), свалил императора на пол. Беннигсен и другие вспоминают, что в этот момент он [Беннигсен] вышел из спальни, чтобы не видеть, что разгоряченные вином заговорщики сделают с Павлом I; на поверженного государя накатила волна офицеров: «Многие заговорщики, сзади толкая друг друга, навалились на эту отвратительную группу, и таким образом император был удушен и задавлен…»
[115] Когда граф Беннигсен, рассмотревши внимательнейшим образом картины, висевшие в комнатке перед спальней, вновь вошел, с императором уже было покончено… Императрице и великим князьям было сообщено, что Павел I скончался от апоплексического удара; так было объявлено и народу указом нового государя, Александра I. Александр был одним из первых, кто узнал страшные вести: молодой дворянин, горячий поклонник великого князя М. Полторацкий, вбежал к нему в комнаты и первым обратился к кумиру как к «императорскому величеству». Александр не спал, но сидел в кресле, одетый так, словно бы и не ложился в постель. Он совершенно отчаялся, бился в горестном плаче, но буквально за 10 минут Беннигсен и Пален привели нового властителя России в чувство, воззвав к его чувству ответственности: «Будет ребячиться! Идите царствовать, покажитесь гвардии»
[116].
Действительно, гвардия волновалась: командиры призывали солдат присягать на верность новому императору, но «народ безмолвствует». Преображенцы, которых генерал Талызин привел к Михайловскому замку, шли защищать императора, не зная, что идут прикрывать гнусные планы заговорщиков. Конногвардейцы не верили, что император Павел действительно умер; лишь удостоверившись собственными глазами, присягнули Александру, хотя и считали: «Лучше покойного ему не быть…»
[117]
Утром к телу императора допустили его супругу; она пыталась добиться этого целую долгую ночь, плакала и кричала, что Павел не умер, его убили… Утром 12 марта 1801 г. все были приведены к присяге. Вести о смерти Павла быстро разлетелись по Петербургу: закончилась тирания, настала вольница! Был подписан мир с Англией, отменен запрет на ввоз книг и на одежду в русском стиле. Событие, произошедшее в ночь с 11 на 12 марта 1801 г., еще во многом является отголоском бурного XVIII в., эпохи дворцовых переворотов, но оно стало также «действительным началом русского XIX века»
[118] с его восстанием на Сенатской площади.
