Граф Аракчеев мне сообщил, что наш государь был встречен прусским королем за две версты от Бреславля. Все прусские войска были под ружьем, и народ несметной толпой кинулся на встречу его величеству, не переставая кричать «Да здравствует Александр! Да здравствует наш избавитель! Ура!».
Государь за свое короткое пребывание в Бреславле нашел время присутствовать на спектакле, на одном балу и утром на параде.
10 марта. Понедельник.
В Калише имеется военное училище: я имел случай видеть много молодых людей, воспитанников училища, под ружьем на похоронах одного их товарища. Они очень стройны; одеты по французскому образцу в синий мундир с красными отворотами и широкие панталоны. Вооружение их пропорционально росту, и носят они его изящно. Унтер-офицерам присвоены эполеты, у старших – серебряные, а у младших – шерстяные.
11 марта. Вторник.
Наконец, граф Толстой соблаговолил дать ответ, даже удовлетворительный, так как он обещал написать графу Головину в Петербург, чтобы после свадьбы барышни де Рибас
[153] ее комнаты были отведены моим сестрам. Это все, о чем его просили, поэтому я очень обрадовался за сестер.
По выходе от графа Толстого я поспешно пообедал, а затем отправился на учение. Остальную часть дня я провел у графа Потемкина.
[154]
12 марта. Среда.
Мы заступили в караулы в Калише, где произвели учение в присутствии государя. Его величество остался очень доволен нами и сказал, что теперь нам прощает все, в чем перед ним провинились, поступив нехорошо с Криднером. Действительно, в Вильно государь сказал, что мы много должны сделать, чтобы заслужить прощение, и тогда мы, несчастные, думали, что нам придется бить неприятеля, чтобы достигнуть прощения, упустив совершенно, что одно удачное учение заменит, по меньшей мере, одну победу. Доказательство – то, что Бородинское сражение и вся бессмертная кампания 1812 года не могли расположить к нам его величество настолько, как парад в Калише. Курьер привез донесение из Гамбурга, занятого нашими войсками.
[155]
15 марта. Суббота.
С четверга я страдаю зубной болью; сегодня немного легче, и это очень кстати, так как получен приказ придвинуться к Калишу, чтобы быть наготове к сбору во время приезда прусского короля, которого ожидали 18-го числа.
16 марта. Воскресенье.
Наша деревня Венгри очень близко от Калиша, и так как она не была нужна ни одному корпусу, приближавшемуся к Калишу, согласно вчерашнему распоряжению, то мы, к нашему великому удовольствию, остались на местах на наших квартирах.
17 марта. Понедельник.
Опухоль моей щеки почти совсем спала, что позволило мне выйти. Я побывал в Калише, а затем – на обеде у генерала Потемкина в Смелово.
Погода была чудная, и весенний воздух, которым я надышался во время моей поездки, мне много пользы принес.
Наш парад, назначенный на 18-е число, отменен и перенесен на 21-е.
Король прусский не может приехать в Калиш раньше указанного числа, он еще в Берлине, и дадут знать, когда он возвратится в Бреславль.
18 марта. Вторник.
Я побывал у моих братьев в Скальмерийцах.
21 марта. Пятница.
Мы были под ружьем с 9 часов утра. Войска выстроились по Бреславской дороге в три линии и построились в боевом порядке. Фланг правый упирался в Калиш. Государь проехал мимо нас в коляске в сопровождении сотни черноморских казаков.
[156] Мы ждали его возвращения до 4 часов дня при довольно чувствительной жаре. Наконец он прибыл с прусским королем. Они сели на лошадей и в сопровождении многочисленного штаба объехали линии. При приближении каждый батальон салютовал, играл встречу и кричал «ура». После отъезда они отправились на городскую площадь, а войска прошли перед ними церемониальным маршем.
Когда все это кончилось, я изнывал от усталости, и так как знал, что завтра наш полк должен заступить в караулы, следовательно, я должен буду снова возвратиться в Калиш, решил остаться здесь ночевать, у Бакунина. Вечером наш город был иллюминирован, но иллюминация не представляла ничего выдающегося.
22 марта. Суббота.
Государь и король присутствовали на учении и параде. Я был дежурным по караулам. Все старшие офицеры гвардии были представлены королю лично государем. Вечером князь фельдмаршал дал бал от имени некоей графини Радулинской, который удостоили своим присутствием государь и король и оставались до 11 часов. Я после ужина возвратился ночевать к Бакунину.
23 марта. Воскресенье.
Перед парадом государь и король были на учении Кавалергардского полка, а я тем временем сделал визит графу Аракчееву. После парада я возвратился в Венгри, где не был два дня. Щека моя опять распухла, видно я рано вышел.
24 марта. Понедельник.
Король прусский оставил Калиш. Я целый день сидел дома, чтобы мой флюс скорее прошел.
25 марта. Вторник.
Назначенный председателем военно-полевого суда, я занялся сегодня делом одного жида, обвиняемого в шпионстве. Этот несчастный не хотел ни в чем сознаваться, может быть, он не был виноват, так как перед этим у меня был случай, что прислали ко мне жида под именем Мотьки Зикара с приказом рассмотреть это дело в 24 часа и приговорить его как уличенного в шпионстве. Этот человек прежде всего отрицал имя, которое ему приписали в обвинительном акте, и в доказательство сослался на документы, найденные при нем во время его ареста. Эти документы не были мне доставлены из Главного штаба, а все обвинение было направлено против Мордки, а не против кого другого, поэтому я прервал заседание, чтобы отправиться в Калиш добыть документы, на которые ссылался обвиняемый, или же добыть другие доказательства, после которых не оставалось бы сомнения о его настоящем имени. Меня не поблагодарили за эту отсрочку дела, но так как не могли дать бумаги жида, мне разрешили отложить на день судебное заседание, а в это время мой аудитор (секретарь), собрав справки по тюрьмам, установил, что по ошибке выпустили настоящего Зикора, а вместо него прислали мне другого жида.
