Этот текст является первым документальным упоминанием о существовании в Бастилии заключенного в маске. Нет оснований сомневаться ни в аутентичности текста, ни в добросовестности его автора. Дю Жюнка принадлежал к тому типу чиновников, которые неукоснительно придерживаются дисциплины, но вместе с тем не лишены человечности и чувствительности. Этот старый служака с момента своего появления в знаменитой тюрьме обратил на себя внимание тем, с каким упорством он добивался освобождения заключенных, о существовании которых правительство просто забыло. Когда ему указали на то, что он, действуя подобным образом, рискует лишиться значительного источника доходов, Дю Жюнка ответил: «Я теряю лишь деньги, тогда как у этих несчастных нет ничего, за исключением самой жизни». Один из этих заключенных, протестант Константен де Ранвиль, характеризует его как «человека приятной наружности, приветливого, мягкого, честного». Другой, Гатьен Куртиль де Сандра, пользовавшийся успехом романист, помимо всего прочего автор фальшивых «Воспоминаний мсье д'Артаньяна», из которых Александр Дюма черпал материал для своих «Трех мушкетеров», также расхваливал его: это, говорит один из его персонажей, «очень порядочный человек», который по мере своих сил «старается заботиться о вверенных ему заключенных, поскольку это не идет во вред королевской службе».
[7] Разумеется, у него были не одни только достоинства. Мадам Гион, весьма приверженная мистицизму и за это подвергшаяся гонениям, одно время была в числе его заключенных и отзывается о нем негативно. Дю Жюнка, ставленник Ноайлей, в свою очередь пользовавшихся протекцией мадам де Ментенон, отличался особым рвением в религиозной сфере. Убежденный в том, что он станет преемником Бемо, старого начальника Бастилии, умершего в 1697 году, он невзлюбил Сен-Мара, похитившего у него вожделенную должность. Тем более что Сен-Мар также был весьма стар. «Он дышит на ладан», — будто бы нашептывал Дю Жюнка мадам Гион.
[8] Однако, как оказалось, сам Дю Жюнка дышал на ладан в еще большей степени — он умер в 1706 году.
После Дю Жюнка остался дневник, являющийся весьма ценным документом. Он представляет собой не официальный тюремный реестр, но своего рода заметки на память, книгу учета, в которую день за днем вносились подробности об узниках, прибывавших в Бастилию. Поступив на хранение в старинный архив тюрьмы, он после революции был передан в рукописный отдел библиотеки Арсенала, где хранится и поныне. Фрагмент, касающийся человека в маске, впервые был опубликован в Льеже в 1769 году преподобным отцом-иезуитом Анри Гриффе, очень серьезным и эрудированным историком, профессором коллежа Людовика Великого, придворным проповедником, с 1745 по 1764 год служившим тюремным капелланом, в его «Трактате о разного рода доказательствах, служащих установлению исторической истины».
[9] «Из всего, что было написано и сказано об этом человеке в маске, — отмечал отец Гриффе, — ничто не может сравниться достоверностью и авторитетностью с этим дневником. Это подлинное свидетельство человека, бывшего на месте события, непосредственного очевидца, сообщающего то, что он видел, в дневнике, написанном его собственной рукой, в котором он ежедневно отмечал происходившее на его глазах».
Рассмотрим более подробно это упоминание в записках тюремщика. Прежде всего следует отметить, что автор, хотя и занимает довольно высокое положение среди служащих крепости, совершенно не знает, кем является узник. Увидев прибытие этого странного человека в маске, он, вероятно, рискнул спросить, кто это, на что начальник крепости ответил ему, что это имя «не произносится», или, по крайней мере, эта информация была сообщена ему в письменном виде, вместе с полученной ранее инструкцией относительно меблировки комнаты. Очевидно, имя этого человека было государственной тайной. Дю Жюнка сумел узнать лишь то, что ранее он находился под охраной мсье де Сен-Мара в Пинероле, маленьком французском городке в Северной Италии, где умер бывший инспектор финансов Фуке, а затем — на острове Святой Маргариты. Сен-Мар исполнял обязанности начальника тюрьмы в Пинероле с 1665 по 1681 год, следовательно, таинственный узник длительное время находился под его ответственностью. Последовал ли он за своим тюремщиком, когда тот стал комендантом форта Эгзиль, оставаясь в этой должности с 1681 по 1687 год, когда перебрался на острова? А может быть, он был переведен из Пинероля непосредственно на остров Святой Маргариты, где и встретил своего прежнего тюремщика? Об этом не сообщается нам, и далее мы увидим, какую важность приобретает это уточнение для решения загадки. Во всяком случае, продолжение текста подтверждает, что интересующий нас человек избежал общего режима, установленного в крепости. Прислуживать ему и заботиться о нем должен был только мсье де Розарж, доверенный офицер мсье де Сен-Мара, вместе с ним прибывший со Святой Маргариты. «…Кормить его должен господин начальник крепости» — то есть расходы на его содержание должен покрывать сам начальник крепости, минуя общий бюджет тюрьмы. То, что старый заключенный имел право на особый режим, вытекает из текста. Зато ничто не указывает на особое почтение, с которым полагается обходиться с человеком высокого положения. Что касается маски, то ее описание не приводится. Дю Жюнка просто говорит, что незнакомец «всегда был в маске».
Таковы начальные сведения, которые можно извлечь из документа. Бастилия, как известно, представляла собой массивную средневековую крепость, возведение которой началось в 1370 году в правление Карла V и которая давно уже утратила свое стратегическое значение. Ее восемь круглых зубчатых башен, закопченных до черноты, соединенных друг с другом дозорным маршрутом и окруженных грязным рвом, придавали ей грозный вид. Невозможно было говорить о ней без содрогания. По ту сторону подъемного моста, внутри этой мрачной каменной могилы, все было полно тайн, о которых не полагалось говорить вслух. Любопытных даже близко к ней не подпускали. Относительная безопасность, которую обеспечивало это сооружение, послужила причиной превращения его в тюрьму и склад боеприпасов — именно это последнее обстоятельство, как говорят, особенно заинтересовало восставших 14 июля 1789 года, отправившихся на поиски пороха после того, как они завладели ружьями в Доме инвалидов.
При Людовике XIII и в правление Анны Австрийской Бастилия еще сохраняла свой характер «королевского замка». Правда, изредка в нее попадали оборванцы и прочие простолюдины, обвиненные в разного рода преступлениях — алхимии, колдовстве, демонологии, однако они составляли незначительное меньшинство. Главным образом сюда препровождали важных особ — дерзких сеньоров, недобросовестных финансистов или разнузданных придворных, несдержанных на язык или позволявших себе играть в кости или карты прямо при дворе. Не существовало ни запоров на дверях, ни решеток на окнах. Под управлением же де Бемо и его преемника Сен-Мара Бастилия все больше превращалась в настоящую тюрьму, в которую сажали арестантов самого разного сорта, начиная с простых уличных хулиганов, схваченных ночной стражей, и кончая знатными господами и расточительными сыновьями богатых родителей — не минуя также упорствующих гугенотов и патентованных отравителей. В башнях на многих этажах были устроены карцеры и хорошо охраняемые камеры. Кстати, одна из этих башен словно в насмешку называлась башней Свободы!
