ИЛЛЮСТРАЦИЯ 4. Круговое течение экономической науки
Помимо того что Фридрих Ницше высмеивал наивную веру тех, кто считают, что свободная торговля может привести к гармонии, он выделил дополнительный элемент, который наряду с изобретательностью и склонностью к обмену отличает человека от животных. Люди — это единственные животные, способные сдерживать свои обещания. Это качество породило институты и нормы, законы и правила, стимулы и наказания. Институты могут существовать в форме как общественных ожиданий, так и жестких правил и системы наказаний для тех, кто этим правилам не следует. Рынок является одним из таких институтов: работает согласно набору формальных и неформальных правил и ограничен этими же правилами. Современная экономическая наука считает институты чем-то само собой разумеющимся. После Фрэнсиса Бэкона экономисты долгое время верили, что институты отражают способ производства в любом обществе. Сегодня Всемирный банк вооружился этой идеей и хочет доказать, что бедность — это результат отсутствия в некоторых странах необходимых институтов. При этом он игнорирует связи между способом производства, технологиями и институтами.
Впервые о теории обмена узнали французы в 1760-е годы благодаря физиократам, но она недолго владела умами. Вторая волна ее популярности пришлась на 1840-е годы и захватила весь мир. Чтобы обеспечить промышленным рабочим дешевый хлеб, Англия перестала защищать свое сельское хозяйство тарифами и одновременно попыталась заставить другие страны прекратить защищать свою промышленность. Как считалось, растущее расслоение общества (то, что еще 100 лет потом именовалось общественным вопросом) исчезнет, как только будут сняты все экономические ограничения. Однако такая политика привела только к большим беспорядкам. Современное государство благосостояния строилось из этого хаоса постепенно, по одному кирпичику. Первой зашевелилась Германия. Экономисты самых разных политических убеждений объединились в Союз социальной политики (нем. Verein für Sozialpolitik). Канцлер Бисмарк согласился с предложенным решением и их виденьем проблемы, которое во многом совпадало с анализом Карла Маркса, но решение Маркса перевернуть общественную пирамиду с ног на голову было отклонено. Энтони Гидденс в книге «Третий путь» пишет: «Правящие группы, которые создавали систему социального страхования в имперской Германии в конце XIX века, презирали экономику невмешательства так же сильно, как и социализм»
[72]. Тот тип экономической науки, который они уважали, сегодня практически исчез.
С точки зрения экономической политики 1990-е годы близки к 1840-м. Для обоих периодов характерен иррациональный, бесконечный оптимизм, спровоцированный технологической революцией. Стивенсон протестировал первый паровой локомотив «Ракета» в 1829 году, а к 1840 году эра парового двигателя была в разгаре. В 1971 году компания «Intel» разработала первый микропроцессор, в конце 1990-х годов возникла новая технико-экономическая парадигма. Такие всплески производительности в отдельных секторах экономики несут возможность квантовых скачков развития, но одновременно с этим и возможность спекуляций, бесконечного количества проектов и стратегий, направленных на то, чтобы все остальные отрасли производства начали работать так же, как основная отрасль новой парадигмы
[73]. Сомнительные бухгалтерские методы концерна «Enron» почти не отличались от методов, которые Торстейн Веблен критиковал веком раньше. В конце XIX века корпорация США по производству кожи попыталась увеличить стоимость своих акций так же, как корпорация «United States Steel» — «Microsoft» своего времени. Аналогичным образом в конце XX века многие компании пытались достичь такой же стоимости акций, как у «Microsoft», но им это не удалось. В разные исторические периоды этим попыткам способствовала эйфория на рынке акций. Рынок так хотел верить, что подобный рост акций возможен, что долгое время одной этой веры хватало для действительного роста. Однако производство кожи — не то же самое, что производство стали; у немногих компаний была рыночная власть, как у компании «Microsoft», поэтому большинство из них в итоге плохо кончили.
«Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы» — так называлась книга Чарльза Маккея об обвалах фондового рынка, изданная в 1841 году. Тогда же Фридрих Лист выпустил книгу, в которой писал, что свободную торговлю надо вводить медленно и систематически, иначе бедные страны рискуют еще больше обеднеть. Подобно тому как в подобные периоды люди ждут, что стоимость акций компании взлетит до заоблачных высот, независимо от того, в какой отрасли работает эта компания, в общественном сознании зародилась другая иллюзия — что неограниченный свободный рынок сделает всех богаче. Джон Кеннет Гэлбрейт назвал эту убежденность рыночным тотемизмом. В 1840-е и 1990-е годы вера в то, что рынок — это единственный способ обеспечить миру гармонию и развитие, была непоколебимой. В 1840-е годы это явление называлось свободной торговлей, сегодня оно именуется глобализацией. Долгое время фондовый рынок не осознавал, что есть разница между огромным ростом производительности и лидерством на рынке компаний, несущих новую техно-экономическую парадигму, таких как «United States Steel» и «Microsoft», с одной стороны, и зрелых отраслей промышленности, таких как производство кожи и прочих низкотехничных продуктов, — с другой. По сей день политики в мире убеждены в том, что открытость экономики и свободная торговля, а не технологический прорыв, помогли бизнесменам из Силиконовой долины заработать миллиарды. Это заблуждение обернулось катастрофой для малых инвесторов, которые вложили сбережения в проекты, оказавшиеся мыльными пузырями, и потеряли их. Аналогичное заблуждение относительно свободной торговли так же вредит жителям Перу и Монголии, которые во имя глобализации потеряли свою промышленность. Фридрих Лист покончил с собой за несколько месяцев до того, как Англия, казалось, совсем убедила Европу отказаться от использования тарифов на промышленные товары в ответ на отказ самой Англии от тарифов на сельскохозяйственные продукты. Однако после смерти Листа его теория о том, что со свободной торговлей нужно подождать, пока во всех странах не произойдет индустриализация, была принята и применена на практике в Европе и США. Можно даже утверждать, что теория Листа все еще была правящей в 1980-е годы, когда происходила медленная, но успешная интеграция Испании в Европейский союз.
Исторический парадокс в том, что когда новые технологии кардинально меняют экономику и общество (как это было с паровым двигателем в 1840-е и информационными технологиями в 1990-е годы), экономисты обращаются к теориям, основанным на обмене и торговле, которые не оставляют места технологиям и новым знаниям. В духе Фридриха Листа можно сказать, что экономисты путают носитель прогресса (торговлю) с причиной прогресса (технологией). По иронии, это же можно сказать о теории экономического развития Адама Смита. Смит просто не заметил индустриальной революции, которая происходила вокруг, пока он формулировал свою теорию.
