— Ого, она стала подвижнее, — заметил Шон.
Я посмотрела вниз и поняла, что в рассеянности поправляю ленту, удерживающую бабочку в вене на тыльной стороне левой ладони, пальцами правой руки. Пару секунд я просто сидела, уставившись на свои руки. Покалывание еще не прошло, и каждый волосок предплечья был как электропровод в розетке, но, по крайней мере, рука выражала готовность превратиться из обособленного куска мяса в часть моего тела, пусть и не очень послушную.
— Ты можешь преодолеть это, Чарли, — сказал Шон с тихой горячностью, и я знала, что это не просто слова. — Ты поправишься.
— Ну да, лучше бы мне действительно поправиться, — ответила я с натянутой улыбкой. — Бездельничать тут не так весело, как гласит молва.
Шон хотел было что-то добавить, но мы оба услышали шаги в коридоре за дверью палаты, и когда на пороге возникла высокая худая фигура в темном костюме-тройке, для меня это уже не стало неожиданностью.
— Мисс Фокс, — серьезно приветствовал меня Руперт Харрингтон. — Как вы себя чувствуете?
— Поправляюсь, сэр, — ответила я с нарочитой бодростью, которой еще несколько секунд назад за мной определенно не наблюдалось.
Банкир Симоны с сомнением посмотрел на меня, но от комментариев воздержался.
— А, хорошо, — кивнул он наконец. — Прекрасно.
Харрингтон так и застрял на пороге, словно не был уверен, стоит ли входить. Я уже собиралась намекнуть ему, что пулевые ранения, как правило, не заразны, когда он заговорил снова:
— Послушайте, со мной пришел один человек, и я хотел бы, чтобы вы с ним побеседовали, но не знаю, как вы это воспримете и…
— Мистер Харрингтон, — оборвала его я. — Вряд ли мне сейчас хватит сил кого-нибудь покусать, вы не находите? Приглашайте сюда кого вы там прячете.
Может быть, это какой-то детектив, которого наняли вместо меня присматривать за Эллой? Я проигнорировала укол ревности. В конечном счете я не слишком хорошо справилась с этой работой, разве нет?
Харрингтон отступил на шаг в сторону и жестом пригласил кого-то, кто стоял дальше по коридору, вне моего поля зрения. После небольшой паузы перед нами появился бородатый молодой мужчина. Руки в карманах, плечи ссутулены — он явно предпочел бы находиться где угодно, только не здесь. Что ж, в этом мы были с ним солидарны.
— Э-э, здравствуйте… снова, — сказал он.
Бывший сожитель Симоны — отец Эллы — Мэтт.
Последний человек, которого я ожидала увидеть в компании нашего банкира с безупречными манерами. В конце концов, именно из-за него Харрингтон нас и нанимал изначально.
Шон обогнул кровать, оказавшись между мной и дверным проемом, и меня этот маневр почему-то взбесил.
— Ради бога, Шон! — воскликнула я. — Что, по-твоему, он сделает?
Шон отреагировал на мои слова тяжелым взглядом, но с места не сдвинулся.
На лице Харрингтона читалась неловкость.
— Как я и предупреждал, все это может показаться немного странным…
— Пожалуй, — пробормотал Шон, не сводя глаз с Мэтта.
— …но я был бы вам признателен, если бы вы выслушали этого молодого человека, прежде чем начнете делать выводы, — резковато закончил фразу банкир.
— Прошу прощения. Я знаю, что сейчас не самый подходящий момент, — начал Мэтт, нервно переводя взгляд с меня на Шона и обратно. Он выглядел старше, чем я его помнила, его продолговатое лицо осунулось, а вокруг глаз и носа была заметна краснота. Как бы они с Симоной ни ссорились, всплыли у меня в памяти слова покойной клиентки, они жили вместе пять лет и у них общая дочь. Жестокая и неожиданная гибель Симоны, несомненно, обрушилась на него сокрушительным ударом. Уж не затем ли Мэтт пришел сюда, чтобы выслушать страшные подробности из уст очевидца? У меня внутри все сжалось и похолодело.
— Заходи, Мэтт, — сказала я, устало улыбнувшись ему. — И это я прошу прощения — за все. Я должна была защитить ее.
Плечи Мэтта чуть расслабились.
— Но, по словам полиции, это она выстрелила в тебя. — В его голосе слышалось недоумение вперемешку с горечью. — Что случилось?
— Хотела бы я знать, — ответила я.
Мэтт кивнул, как будто ничего другого и не ожидал. Он вдруг страшно заинтересовался носками своих старых баскетбольных кроссовок, избегая смотреть кому-либо из нас в глаза.
— Итак, — подстегнул его Шон, — что ты хотел нам рассказать?
Мэтт сглотнул. Его кадык сильно выдавался вперед и ходил вверх-вниз за расстегнутым воротником рубашки.
— Послушайте, я знаю, что у вас нет причин доверять мне — или считать, что я сейчас говорю правду. Но, что бы вы обо мне ни думали, я искренне любил Симону. У нас были проблемы, да. Она была безумно ревнива… — Он запнулся, осознав, сколь неуместен любой намек на безумие женщины, которую застрелила полиция. — И я люблю свою дочь, — пробормотал он, на этот раз уверенно, низким голосом, дрожащим от искреннего горя. — Вы понятия не имеете, как сильно я люблю свою дочь.
Я ничего не ответила. Мэтт был не прав. Я очень хорошо понимала, что он чувствует по отношению к Элле, хотя и не была связана с ней узами крови. Если только не считать субстанцию, которую я пролила в попытке защитить ее.
Мэтт задумался, пытаясь собраться с мыслями, определить, с какого места лучше начать рассказ. Через некоторое время он как-то устало заговорил:
— Пару лет назад, когда мама Симоны тяжело заболела, мы поехали в Чикаго навестить ее. Она уже давно не могла путешествовать и никогда не видела Эллу, так что мы подумали, вдруг это ее последний шанс, — продолжал он с грустной улыбкой. — Пэм была милой женщиной. Она мне нравилась. Ужасно себя чувствовала, но никогда не жаловалась и была просто счастлива наконец познакомиться с Эллой.
На большом пальце правой руки Мэтта красовалось обручальное кольцо — три переплетающихся золотых полоски. Он рассеянно играл с ними, перекатывая узкие ленты снова и снова, по всему пальцу. Привычка, чтобы было чем занять руки.
— В общем, в результате между нами состоялся разговор, потому что уже тогда Симона носилась с идеей найти отца и доставала Пэм расспросами, пока мы у нее гостили. Думаю, она поняла, что у мамы со здоровьем беда и, если не спросить сейчас, потом будет поздно. Но Пэм не хотела говорить о бывшем муже.
— Совсем ничего не рассказала? — перебила я.
Мэтт покачал головой.
— Симоне — нет, она просто пресекла разговор. Но однажды, когда Симона ушла гулять с Эллой, Пэм подозвала меня и сказала, что Грег Лукас был жалким ублюдком, превратил ее жизнь в ад, и она всем сердцем надеется, что Симона никогда его больше не встретит. Она взяла с меня слово, — продолжил Мэтт с неуверенной улыбкой, — что я сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать Симоне найти его.