– Признаться, ваш фарс неглупо задуман и хорошо поставлен. Реквизит в виде пресс-папье – великолепен. Гаупт сыграл свою роль восхитительно. Вам обоим нужно выступать в балагане!
Мейгри замолчала; ее душил гнев. Саган ее одурачил. Ещё несколько минут назад она была очень напугана. Она ускорила шаги, чтобы немного опередить его.
Ничего не сказав, Саган продолжал ровно и размеренно шагать по коридору. Его мысли были наглухо закрыты для Мейгри. У нее же в голове царил хаос, ее мысли метались, сталкивались, как испуганные мыши; странные мертвые глаза нападавших, гелиотроп, страх Сагана. В глубине души Мейгри понимала, что, если сумеет все это последовательно выстроить и хладнокровно обдумать, ей откроется истина. Но это значит – открыть черный занавес.
– Где мальчик, леди Мейгри? – спросил Саган.
– Не имею понятия. А что? Ты опять его упустил? Мейгри шла вперед не оглядываясь, прямо держа голову.
– Просто подумал, может, ты знаешь. Ведь ты же его Страж.
Выстрел попал в цель. Мейгри непроизвольно поднесла руку к груди, схватилась за звездный камень, которого там не было. Она ощутила жгучую боль, слезы слепили ей глаза. Резко развернувшись и изменив направление, она направилась обратно, к своему космоплану. Саган не пытался остановить ее. У него не было в этом нужды. Охранники сомкнули ряды, окружили ее, преграждая путь. Мейгри остановилась. Волосы упали ей на лицо. Она проклинала его, проклинала себя. Его ладонь легла на ее плечо.
– Пойдемте, миледи, – тихо сказал он. – Вы плохо себя чувствуете.
* * *
Челнок Командующего стоял на окраине базы, вдали от всех строений, на обширной бетонной площадке. Проход в зону был запрещен. Вокруг стояли кордоны из военной полиции форта, часовыми были охранники, а вокруг машины было установлено стальное кольцо. Внутри корабля было темно; горели только лампочки, относящиеся к системам, работающим на земле. Экипаж челнока сноровисто и безмолвно занимался обычной работой.
Саган и Мейгри прошли в личные апартаменты Командующего. Он учтиво посторонился, пропуская Мейгри, ответившую ему легким поклоном. Миновав его, она оказалась в помещении, освещенном одной потолочной лампой направленного света.
– Меня не беспокоить, капитан, – распорядился Командующий, освещенный ярким светом, увеличивавшим на переборках его тень, заполнявшую все пространство. – Пускать только ублюдка.
– Есть, милорд.
Дверь закрылась. Саган запер ее.
Мейгри отошла от него к середине небольшой каюты, совмещавшей функции кабинета, рубки связи и гостиной. Через другую дверь она увидела спальню со спартанской обстановкой. Точнее, с обстановкой монашеской кельи.
Дверь в спальню задвинулась. Выхода не осталось. Они вдвоем, наедине, отрезанные от мира, от всей вселенной.
Ничего нового. Точно так же, как в самом начале, когда между ними впервые установилась мысленная связь, когда ему было тринадцать, а ей шесть, и они пытались спасти Ставроса из той нелепой статуи...
– Итак, миледи, – мягко произнес Саган, вплотную подойдя к ней, – поговорим о бомбе.
– Я ее тебе не отдам. И ты это знаешь.
Мейгри устало опустилась в кресло прямо под лампой и прикрыла глаза от резкого света.
– Почему ты не пытался помешать мне ее заполучить?
– Помешать тебе?
Сняв шлем, Саган провел рукой по густым черным волосам, редеющим надо лбом, подернутым сединой на висках. Мокрый от пота лоб приобрел на свету красноватый отблеск. Положив шлем на тумбочку, он расстегнул плащ и уложил его поверх шлема. Сев в кресло напротив Мейгри, он вытянулся, удобно расположился.
– Да я за деньги не нашел бы никого, кто послужил бы мне лучше!
Свет падал между ними, оставляя их за границей ярко освещенного круга. Их лица напоминали маски: черные тени вместо рта, носа и глаз, белые скулы, белые губы, белый шрам.
– Абдиэль... – заговорил Саган. Мейгри беспокойно зашевелилась.
– Неужели мы так и будем продолжать этот вздор?
– Абдиэль не позволил бы мне заполучить бомбу, миледи, – как ни в чем не бывало продолжал Саган. – Он не мог этого позволить. Он сделал бы все, что в его силах, чтобы меня уничтожить.
– Если мы предположим, что он существует, хотя я... Незачем?
– Потому что он знал, что я ей воспользуюсь.
– Значит, Абдиэль позволил мне взять ее...
– ...потому что предполагает, что ты не сможешь.
Мейгри молчала. Ее пальцы перебирали на шее несуществующую цепочку. Она взглянула на Сагана, опасаясь, что он заметил это движение, и передвинула пальцы на снова открывшуюся рану.
– Возможно, он меня недооценивает.
– Я тоже думаю, что недооценивает, – согласился Саган, поднявшись и подойдя к ней. – Дай взглянуть на рану.
Мейгри зашевелилась, отодвинулась от него, от света.
– Говорю же, ничего страшного...
– Давай посмотрю. Откинь голову. Передвинься к свету.
Мейгри вздохнула, закусила губу и подчинилась, подавшись вперед и слегка откинув голову. Саган склонился над ней, отвел в сторону волосы, умело и бесстрастно ощупал пальцами рану на шее. Она дернулась, скрипнула зубами.
– Больно? – невозмутимо спросил он.
– Нет, – соврала она, хотя ей и было больно, но не из-за раны.
Саган улыбнулся. Вокруг рта у него резче обозначились тени.
– Порез поверхностный. По-моему, не останется даже шрама.
Последнее слово он выделил, скользнув взглядом по ее правой щеке.
Мейгри почувствовала, что предстоит схватка, напряглась.
– Но все равно надо почистить, продезинфицировать, чтобы не было заражения.
Он выпрямился, отошел и исчез в тени. Сдвинулась панель шкафа. Саган достал оттуда и открыл металлический ящичек с красным крестом.
– Что такое? Ни одного бинта! Кажется, доктор Гиск не справляется со своими обязанностями. Придется воспользоваться...
Саган сунул руку в широкий пояс своего римского панциря и извлек клочок ткани, который, как показалось Мейгри, вспыхнул белым пламенем, попав на свет.
– ...этим платком.
Командующий налил на платок едко пахнущей жидкости из пластиковой бутылки, отражавшей свет. Он повернулся, направился к ней, держа платок в вытянутой руке. Опустившись на колени, он загородил от нее свет и стал поднимать платок к ране.
Мейгри перехватила его запястье, впившись ногтями ему в руку.
– Где ты его взял? – сдавленно спросила она.
– Что? Этот платок?
Разжав пальцы, он показал ей платок. Улыбка у него стала шире, глаза потемнели.
