– Я... точно не знаю, – запинаясь, ответила она. – Дерек, что происходит?
Он шагнул к ней, взял ее за руки.
– Что ты видела, Мейгри? Что тебе показало внутреннее зрение?
Она перевела глаза с него на точку далеко за ним, отчаянно пытаясь рассеять туман.
– Опасность, но я ее не вижу. Помнишь, как мы вы садились на корабль коразианцев? Я знала, что они поджидают нас... но вокруг был густой туман. Я не вижу! Ничего не вижу!
– У тебя руки холодные, – сказал Саган, возвращая ее к реальности, и ласково растер ей руки. – Ты мне веришь?
– Да, – ответила она без колебаний. – Ты мой командир.
– Хорошо, – сумрачно улыбнулся он, поцеловал ей руки и отпустил. – Тогда отдай мне свой меч.
Мейгри расстегнула пояс и подала ему меч. Ловко обернут пояс вокруг рукояти, он засунул меч к себе за пояс, скрыв его под складками развевающегося плаща.
– Заряжен?
– Конечно. Зачем...
Саган приложил ладонь к ее губам.
– Как вы думаете, миледи, если бы Создатель захотел, чтобы вы увидели, Он разогнал бы туман?
Мейгри отодвинулась от него, опустила глаза, потерла окоченевшие руки.
– Боюсь. Я вдруг почему-то очень испугалась... Саган взял ее за руки, привлек к себе, погладил ее тонкие светлые волосы, рассыпавшиеся по синему бархату. Она расслабилась в его объятиях, прислушалась к учащающимся ударам его сердца.
– Я думаю о той ночи, – сказала она. – Я вспоминаю ту ночь...
Она покрепче прижалась к нему и почувствовала, как его губы прикасаются к ее голове.
– У нас будет еще немало ночей, – тихо сказал он. – Что есть космический полет, если не одна долгая, нескончаемая ночь?
«Что есть смерть?» Эта непрошеная мысль испугала ее.
Он убрал руки и снова предстал в обличье требовательного, сурового командира.
– Как здоровье Ее королевского высочества? – отрывисто спросил он, надевая мягкие кожаные перчатки.
– Ты имеешь в виду Семели? – удивленно спросила Мейгри, ни разу не слышавшая, чтобы он называл титулом принцессу, с которой все-таки учился в одной школе.– Я за нее волнуюсь. У нее начались схватки.
– Значит, ребенок родится сегодня, – произнес Саган, слегка нахмурившись, перестав натягивать перчатку.
– Врач не уверен. Ничего нельзя предугадать... когда речь идет о детях. – Мейгри пожала плечами и покраснела, вдруг почувствовав смущение из-за того, что говорит с мужчиной на такую тему.
Саган, казалось, что-то хотел ей сказать, развеять туман. Он посмотрел на нее серьезно, пристально, словно примериваясь.
По выражению его лица она каким-то образом поняла, что не удостоится его откровенности.
– Следи за моим сигналом на банкете, – сказал он. – Когда увидишь, иди ко мне со всеми остальными. Будь быстрой и решительной. От этого будет зависеть жизнь тех, кого ты любишь, кого ты обязалась защищать.
Мейгри была разочарована.
– Хорошо, мы будем готовы. Но почему ты мне не расскажешь...
– Есть причины, – ответил Саган, наклонившись и прикоснувшись губами к ее щеке. – Я на тебя рассчитываю, Мейгри.
И он ушел широкими шагами в сгущающуюся тьму.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я гляжу с тяжелым сердцем,
Как на землю с небес звездой падучей
Твое величье катится стремглав.
Уильям Шекспир. Ричард II. Акт II, сцена 4
В дальнем конце зала на возвышении сидел оркестр из андроидов, запрограммированных на исполнение классики. Они играли королевские марши и гимны, собранные со всех концов галактики. Стражи в синих бархатных одеяниях, из украшений имевшие только звездные камни, проходили в обширный зал в порядке, предписанном обычаем и протоколом. Каждого представляли собравшимся, и их имена парили над музыкой и эхом отдавались в высоких сводах.
Точно так же они отдавались бы в высоких небесных сводах, подумала Мейгри, нервно потирая руки.
– Когда-нибудь, – заметил Ставрос, – ты оторвешь себе пальцы.
Мейгри не слышала его, хотя стояла рядом.
– «А поскольку нам нужны лучшие Стражи для нашего города, должны ли это быть те, кто в наивысшей степени обладает их качествами?»
– Никакого Платона, пока не выпью, – запротестовал Ставрос. – Бар забит. Я не смог и близко подойти. Но мы с тобой зашли последними. Так что можно попробовать...
– Никакой выпивки.
Мейгри потянула его за рукав, оттащила назад.
– Ты понимаешь, – продолжала она, понизив голос, – что, если сегодня ночью что-нибудь случится, правительство каждой планеты во всей галактике потеряет одного, а то и больше представителей?
– Ну хоть какой-нибудь паршивый вискарик с водой! – взмолился Ставрос. – Продолжай, Мейгри! Только не говори, что воспринимаешь все эти слухи всерьез! Что может случиться? Мы же говорим о Королевской крови! Ведь в этом зале достаточно особей, соединивших в себе достижения космического века и генной инженерии и способных снести с дворца башни и отправить их на орбиту!
– Мне и это не нравится, – заметил Данха Туска.
– Тебе всегда все не нравится, так что твое мнение никого не интересует! – сварливо бросил Ставрос. Его мучила жажда.
– До нас с Платусом от военных донеслись странные слухи...
– Военные, как твое брюхо, – всегда ворчат. Подумай, Данха, что ты говоришь! Пригони сюда хоть целую армию: не пройдет и пяти секунд, как Королевская кровь одним движением руки заставит солдат обратить свое же оружие против себя!
– Если только речь идет об обычной армии, – заметила Мейгри.
– А какая здесь еще есть?
– Думаю, кто-то все-таки должен поговорить с королем, – настаивала она.
– Мы пытались сказать Его величеству, – пророкотал бас Данхи Туски. – Он не стал слушать.
– Не совсем верно, – вмешался Платус, не обращая внимания на Данху, не любившего, чтобы ему противоречили. – Его величество очень учтиво нас выслушал, учтиво поблагодарил нас за заботу и отпустил.
– Наверняка очень учтиво, – пробормотала Мейгри.
– Он не стал слушать! – упрямо повторил Данха. – Старфайер – старый дурак, и пусть меня слышат! Я повторю это ему в лицо, если он захочет!
Огромный, устрашающего вида чернокожий Страж так свирепо посмотрел на проходившего лакея, что бедолага пробормотал извинения за что-то, чего не делал, и поспешно скрылся.
– Теперь пойдем! – сказал беспечный, добродушный Ставрос, который терпеть не мог споров, от которых Данха получал удовольствие. – Не сердитесь на старого короля. Посмотрите на все реально. Каким образом Его величество может отменить банкет? Это же самый крупный прием за последние десять лет! Если отменит, на него насядет пресса и будет допытываться, почему отменили. А если он скажет почему, то придаст вес ропоту кучки недовольных.
