На солнце жидкий гудрон быстро твердел, и все двенадцать опоссумов с Опусом во главе быстренько оказались скованными намертво, не будучи способными двинуться с места.
Победоносные струи расплавленного гудрона меж тем иссякли.
Мистер Гро стоял на вышке, вперив глазки в бинокль. Узрев плачевное состояние противника, главный силовик вновь ощутил себя «мистером Громом». Он набрал побольше воздуха в легкие и прокричал в рупор по направлению флагманского плота Великого Хоря:
– Эй, ты, Хорь! Хо-орь!
Политкорректность все-таки не позволила мистеру Гро назвать главу государства, пусть и враждебного, «хорьком», он лишь по праву победителя опустил определение «Великий». – Если хоть кто-то из твоих вояк ступит на нашу территорию, мы снова откроем вентиль и потопим всех в кипящем гудроне!
Мистеру Гро с его громовым голосом удалось-таки перекричать какофонию криков отчаяния, несшуюся со стороны вражеской флотилии.
Воцарилось молчание. Даже гудроном опоясанные опоссумы лишь тихонечко поскуливали и с трепетом ожидали решения своей участи.
– Это блеф, – сказал мистеру Гро стоящий рядом мистер Грой. – Слишком уж щедро и лихо мы полили побережье. Со страху, наверное, твои бойцы перестарались. В резервуарах больше нет расплавленного гудрона. Придется заново кипятить новую порцию.
– Что ж, блефовать, так блефовать! – в ажитации ответствовал Гро. – Мы не куры, и наша война не должна быть куртуазной
[12]! Эй, гройлеры мои, бойцы-молодцы, хватайте гудронные дубинки и добивайте эту чертову дюжину ко всем хорькам!
Начавшееся было злодейство – избиение беззащитных пленников – тут же прекратилось, когда из флагманской каюты вышел сам Великий Хорь и проорал победителям:
– Ладно! Ваша взяла! Дайте только забрать наших раненых, и мы уберемся восвояси!
– Это я, я вас всех спас, – твердил обезумевшим от дарованной жизни опоссумам их собрат Опус. – Это ради меня одного Великий Хорь капитулирует! Не отдает всех вас на съедение огненной лаве! Теперь я могу рассчитывать на вашу преданность мне до самого гроба, верно?
– Верно, верно, прекрасный Опус! – клялись ему все двенадцать сородичей.
– Даже большую преданность, чем Великому Хорю, который загнал вас в это бурлящее дерьмо?
– Да, да, шедевральный Опус!
Так в голове главного советника Великого Хоря впервые зародилась мысль о государственном перевороте… Что и говорить, умного помощника завел себе директатор Княжества Хищных Зубастиков!
Старший Канцеляр Гройль, только сейчас появившийся на вышке, изо всех сил скрывал свое ликование. Он грубо вырвал рупор из цапалок мистера Гро и крикнул Великому Хорю:
– Валяйте! Забирайте раненых. Если сможете.
Крысы и хорьки смогли. Опасливо ступив на берег с топориками и ломиками в лапках, они начали надсадно вырубать из гудронного плена – сначала Опуса, а затем и всю остальную «Ударную Дюжину». Спасаемые выли на все лады: первый шок миновал, и лишь теперь они почувствовали страшную, жгучую боль от пяток до ягодиц.
Эх, пропала шкура, бесценная шкура! А она для опоссумов была не меньшей гордостью, чем шпоры для четырех главных четырехпалых гройлеров…
А с берега вслед позорно удалявшимся прочь врагам неслись победные песнопения:
Гройлерный порядок —
Вот закон для всех!
Эй, долой наряды —
Петышки и мех!
Что верно, то верно: тринадцать опоссумов оставили половину своего меха на непокоренной территории Империи Бройлеров…
Глава шестая
Профессор Алектор и доцент Петел в пылу полемики
Итак, отшумели войны с Княжеством Хищных Зубастиков, и в Кур-Щавеле, равно как и в Империи Гройлеров, казалось, все по-прежнему шло своим чередом. Так что мы вполне можем вернуться в тот солнечный день, когда профессору Алектору и доценту Петелу совершенно случайно оказалось по пути. Но вот только куда – по пути?
Что за вредоносное для науки создание – этот докучливый, как вошь, доцент! «Окольцовцы» только из-за неистребимого занудства «кукарекуна» позволили ему называться Петелом – махнули рукой, сказав привычное: «Пусть будет…» Напомним, что доцент взял себе имя Петел после упомянутого историко-лингвистического открытия, что, мол, понятие «петел» куда древнее, чем привычное «петух».
А до этого почти все кур-щавельцы звали доцента просто Кука. Или Чика. Ну, про Куку все вроде понятно: Кука рек… А почему Чика?
Вот почему.
Еще будучи беспризорным куренком, он любил бегать на единственную в стране железнодорожную станцию «Курочки-1». Зачем? Да чтоб поглазеть на разгрузку ящиков с гудроном, что привозили из соседней Империи Гройлеров по железнодорожному туннелю. Туннель сей был проложен в горном хребте, разделявшем государства, но в любой момент мог быть перекрыт как с той, так и с другой стороны тяжеленными бревенчатыми заслонками.
Что и делали миролюбивые кур-щавельцы всякий раз, пропустив в тоннель либо свой состав с пшеном, либо – гройлерный с гудроном. Пробить толстые бревна со стороны неприветливой империи не мог ни грейдер, на каток, ни гудроноукладчик.
– Эй, чикен-фри, вали отсюда! – орал на юного ротозея бригадир грузчиков-гройлеров, приехавших вместе с товаром – гудроном.
Каким-то образом слова бригадира гройлеров стали известны в Кур-Щавеле. И закрепилось за будущим доцентом прозвище Чика.
Может, именно с тех пор он и стал отъявленным курофилом, скрупулезным и страстным ревнителем курояза? Может, обидная иностранная кличка и определила весь его жизненный путь и характер?
Как бы то ни было, Чика-Петел-Кука до хрипоты возвышал свой клекот против любых речевых заимствований.
Он со всей присущей ему энергией вел свою борьбу с новоязом, с импортными словечками и выражениями. А «просачивались» они в общество Кур-Щавеля отчасти из Империи Гройлеров, отчасти – из Княжества Зубастиков. Первые, как было сказано, поставляли в Кур-Щавель гудрон. Якобы для заливки соломенных кровель курятников, хотя на самом-то деле никто в городе даже и не думал поливать свои душистые соломенные крыши вонючим расплавленным варевом. Так и сваливали ящики с твердым гудроном на задворках Кур-Щавеля…
Зачем покупали? Ну как же… Договор-то заключен на века… Раз уж в мыслительном центре «Куриные мозги» так решили, то что ж теперь… Пусть будет.
Но вместе с гудроном проникли в Кур-Щавель такие словечки – ну прямо-таки сорные, как лютики. Словно лютиковая пыльца, разносились они по куриным мозгам. «Бодибилдинг», «мировая интеграция», «юнисекс», «имидж», «лузер», «винтаж» и «визаж».
Особенно популярным среди курьей интеллигенции стало новомодное словцо «менталитет». Стоило кому-то в Национальном Мыслительном Центре «Куриные мозги» объявить в качестве довода, что, мол, «это не наш, не исконный менталитет», как предложение оппонента снималось с голосования, даже если оно, по сути, было дельным.
