– Прошу прощения за то, что я сказал. Это было глупо. Невозможно остановить Майрона, когда ему вожжа под хвост попала. Нужно просто подчиниться. Поверь мне, я говорю по собственному опыту. Поверь.
«Поверь».
Она даже не знала, как это – верить. Больше не знала.
– И потом, дело ведь не в завещании. Расскажешь мне, что действительно случилось? Это из-за истории в новостях? Из-за приманки?
Оливия поджала губы, отвернулась. Сердце билось о ребра с такой силой, что она боялась, как бы оно не выскочило.
– Ничего не случилось. – Слова прозвучали вяло. Но у нее не было сил искать что-то более убедительное. Ей просто нужно было уйти с орбиты Коула, которая затягивала ее. – Я в порядке.
Она развернулась, как деревянная кукла, и вернулась на тропинку, крепко сжимая газету. Эйс пошел за ней.
– Не обращайся со мной как с дураком, Оливия! – крикнул Коул ей вслед. – Ты путаешь проблемы.
Она продолжала идти.
– Не смей сбрасывать меня со счетов. За кого ты меня принимаешь? За никчемный кусок дерьма? За дурака, который не сумел сохранить собственную семью? Как ты меня назвала – самовлюбленным идиотом?
Оливия остановилась, но не повернулась к нему.
– Это убийство расстроило тебя. – Коул прошел к ней. – Оно пробудило посттравматический синдром. Чем мы можем тебе помочь? Ты попала в беду?
– Нет. – Она отказывалась поворачиваться. – Я не попала в беду.
«Он мертв. Со мной все будет в порядке».
– Оливия!
Зашумел ветер.
Коул ждал.
Она облизала губы. Лучше уехать из Броукен-Бар, чем открыть им свое прошлое. И сделать это нужно до того, как средства массовой информации снова поднимут шум из-за нового убийцы. До того как люди начнут смотреть на нее по-старому. Она не будет – не может – рассказывать об этом. Это разрушит все, что она создала. И если ради этого нужно оттолкнуть от себя Коула, пусть так и будет.
– Я в порядке. – Оливия снова направилась к узкой тропинке. Верный Эйс не отставал от нее. – И не трудись ходить за мной, – бросила она через плечо. – Потому что это тебя не касается, понятно? Если твой отец добьется своего, то я немедленно соберу вещи и уеду отсюда.
Слава богу, он остался на месте.
Оливия ускорила шаг, листья похрустывали под ее сапогами. Она пришла в ужас, осознав, что щеки у нее мокрые от внезапно хлынувших слез. Она не плакала много лет. Она высохла и умерла, превратилась в пустую скорлупу. Но Коулу удалось что-то пробудить в ней. Эмоции. Желания. Потребность в человеческом прикосновении. Это убивало ее, потому что причиняло боль. Ей было чертовски больно. Ведь она не могла это получить.
* * *
Коул ворвался в библиотеку. Отец сидел у камина со стаканом шотландского виски в руке. Пузырек с таблетками стоял на столике возле его кресла, рядом – бутылка виски.
– Мне потребовалось кое-что покрепче, чем чай миссис Каррик, – сказал отец, кладя в рот еще две таблетки и запивая щедрым глотком спиртного.
Коул уставился на бутылку виски. Он бы и сам был не прочь пропустить стаканчик. Вместо этого он подошел к буфету, налил себе чашку чая, взял сэндвич и сел у огня напротив отца.
– Тебе придется рассказать мне о ней. – Коул сразу откусил половину сэндвича.
– Мне нечего особенно рассказывать, сын.
Коула охватил привычный приступ раздражения. Нейронные связи сформировались давным-давно. Он проглотил другую половину сэндвича, проглотил и запил чаем.
– Ты оставляешь это ранчо, наследство семьи Макдона, которое сохранялось с середины девятнадцатого века, и не можешь ничего сказать о женщине, которой ты его оставляешь?
– Ты и Джейн бросили это наследство. Я ничем тебе не обязан…
– О, избавь меня. Дело не во мне и Джейн, и ты это знаешь. Мы говорим об Оливии и о твоих отношениях с ней. Откуда она? Что ты знаешь о ней?
Отец отвернулся, посмотрел на пламя.
Коул одним глотком допил оставшийся чай, поставил чашку. Положив руки на колени, он подался вперед.
– Это убийство… Жестокая вещь. Женщина выпотрошена, глаза вырезаны.
Майрон кивнул.
– Ты думаешь, что Оливия пыталась покончить с собой незадолго до приезда сюда?
Отец сделал еще один большой глоток виски, кивнул, его глаза заслезились от алкоголя и лекарств. Или от чего-то более потаенного.
– Ты тоже видел шрам у нее на шее?
Глаза Майрона расширились.
– Так ты не видел? Рубец похож на удавку. – Коул немного помолчал. – Как будто кожу до мяса стерла веревка или воротник, врезавшийся в шею.
Старик уставился на сына. Молчание затянулось.
– Она всегда носит шейный платок, – наконец сказал Майрон. – Или водолазку. Я ничего не знал.
– Оливия прячет этот шрам. Я увидел его только потому, что мне пришлось снять с нее платок, чтобы облегчить дыхание, когда она упала в обморок.
– Вот дерьмо, – негромко выругался отец и сделал еще глоток виски.
– Что ты помнишь об убийце из Уотт-Лейк? – спросил Коул. – Я помню только то, что он был сексуальным садистом, который соблазнял и похищал женщин на севере, держал их взаперти всю зиму, а весной отпускал и начинал на них охоту. Его поймали в тот момент, когда я служил в армии и был в составе миротворческой миссии в Сьерра-Леоне.
Майрон поджал губы.
– Он охотился на них, убивал, потом вешал жертву, как тушу оленя, чтобы стекла кровь. Вырезал глаза. Держал части тела в морозильнике. Некоторых ел.
– Жертва у реки Биркенхед тоже была повешена за шею, – сказал Коул. – И глаз не было.
– Но убийцу из Уотт-Лейк поймали, – сказал отец. – Они арестовали его и предъявили обвинения. Суд над ним стал главной новостью. Несколько лет назад он умер в тюрьме. Это тоже было в новостях.
Коул выпрямился в кресле, глубоко вздохнул, на него вдруг снова навалилась усталость. Он на мгновение закрыл глаза и тут же снова ощутил в объятиях Оливию. Она сначала сопротивлялась, а потом медленно расслабилась, слившись с его телом так, словно нуждалась в нем. Ему было приятно обнимать. Быть нужным. Чувствовать, что он может кого-то защитить. Не подводить их, как он подвел Холли и Тая.
Проклятье.
Возможно, это именно он нуждался в этом объятии, а не она.
– Ну, что бы там ни было с этой историей об убийстве у реки Биркенхед и этой приманкой для рыбы, – негромко сказал Коул, – они напугали Оливию, заставили ее вспомнить прошлое. Она набросилась на меня с ножом, приняла меня за кого-то другого. Я предполагаю, что она страдает от острого посттравматического синдрома.
