Тори включила ридер. Она плотнее завернулась в одеяло, слова ее матери снова ожили.
«До нее донесся крик возвращающихся гусей. На четвереньках, не щадя голых коленок, она подползла к щели в дощатой стене. Натянула веревку, пытаясь увидеть кусочек неба. И тут она увидела его. Он стоял на полоске старого снега, широко расставив сильные ноги.
Вокруг него шумел лес: звенела капель, что-то трескалось и падало. Это были звуки таяния. Дыхание вырывалось из его рта белыми клубами. Он посмотрел на ее сарай.
Она уползла в свой угол, стараясь не звенеть оковами и не тереть шею веревкой еще сильнее. Свернувшись калачиком на шкурах, она прикрыла живот руками и коленями, словно защитным панцирем, и притворилась спящей.
Дверь распахнулась. Сара почувствовала свет на лице.
– Пора, – объявил он.
Пульс у нее участился. Она медленно повернула голову и моргнула, когда полоса белого света, ворвавшись в лачугу, ударила по глазам.
– Вставай.
– Пора для чего? – Голос, заржавевший от длительного молчания, напоминал карканье. Этот звук напугал ее. Кем она стала? Во что превратилась?
Он не ответил.
Он присел на корточки в центре сарая, разглядывая ее. Его запах заполнил ее ноздри. Она заставила себя сосредоточиться, мысленно уйти из этого сарая. Но он не разделся. Поставил рядом с ней пару ботинок. Она моргнула. Это были ее ботинки. Те самые, которые она надела в тот день, когда он ее похитил.
Он переместился ближе к ней. Как животное. Она затаила дыхание, когда он снял мешковину с ее голых ног. Коснулся ее ступни. Она сжалась, стиснула зубы. Но он снял с нее кандалы. Цепь звякнула. Он подобрался еще ближе и, тяжело дыша, достал нож. Ее сердце забилось еще быстрее. На коже выступил пот. Лезвие блеснуло в луче света, пробивавшемся через дыру в стропилах. Вот оно. Вот что он имел в виду, когда сказал: «Пора». Сара сжалась в комок, готовая отбиваться, бороться за свою жизнь и жизнь ребенка. Он поднял нож… и перерезал веревку, которой она была привязана к стене. Отрезанный кусок упал на пол. Сара уставилась на него. Ее затрясло.
Он ушел. Хлопнула дверь сарая.
Тишина. Только шум леса. Капель. Из-за таяния снега бормотание небольшого ручейка где-то неподалеку стало громче.
Сара ждала знакомого скрежета задвижки с другой стороны двери.
Его не последовало.
Она напряглась, совершенно сбитая с толку.
Он не запер дверь?
Что-то изменилось.
Пора.
Она ждала и не знала, как долго ждет. Потом она перестала слышать его снаружи. Вернется ли он? Следует ли ей убежать? И куда? Или он ждет у сарая, пока она попытается это сделать? Она встала на колени, подползла к своим ботинкам, дотронулась до них, ожидая, что он войдет.
Он не пришел.
Задыхаясь, она негнущимися пальцами попыталась сунуть распухшие, потрескавшиеся ступни в холодные кожаные ботинки. Она дрожала, обливалась потом, неуклюже пытаясь завязать шнурки.
Попыталась осторожно встать. Тело пронзила боль. Сара оперлась рукой о стену сарая, ноги у нее подгибались. Она посмотрела в щели. Деревья. Лес без конца и края. Вверху – полоска голубого неба.
Свобода?
Сквозь страх пробилась яростная решимость.
В крови бушевал адреналин. Сара быстро вернулась в свой угол, схватила джутовый мешок, обернула им свою обнаженную раздавшуюся талию, завязала его веревкой, которую нашла на полу. Она думала об Этане. О доме. О возвращении домой. О ребенке внутри ее. О надежде. Ее снова затрясло. По щекам покатились слезы.
Надежда может быть невероятно мощным стимулом. Именно она заставила ее двигаться.
На голые плечи она накинула медвежью шкуру и долго стояла у двери, не зная, как поступить.
Потом она осторожно открыла дверь и заморгала, словно крот, увидев дневной свет.
У стены сарая, почти у самой двери, стояло ружье. Сара могла взять его.
Где он?
Чего он хочет?
Что это за игра?»
* * *
Коул поцеловал ее глубоким поцелуем, высвобождаясь из куртки, сбрасывая ее на пол и расстегивая куртку Оливии.
Головокружительный калейдоскоп черных и красных завитков стирал мысли Оливии, волны жара затопили грудь. Оливия провела руками по талии Коула, по животу, чувствуя железную крепость мышц. Она впитывала его запах, его вкус, заполняя себя, погружая себя в бездонное примитивное удовольствие.
Коул поднял край ее джемпера и положил руки ей на живот. Ладони у него были горячие, кожа загрубевшая. Его пальцы поднялись выше и расстегнули застежку лифчика, которая была спереди. Из глубины его тела вырвался стон, когда он обхватил ладонью ее грудь и принялся водить большим пальцем по затвердевшему соску. Потом его пальцы коснулись шрама в виде полумесяца, след от укуса, который оставил на ней Себастьян Джордж.
Оливию как будто пронзили ледяным мечом.
Она застыла.
Именно эту отметину эксперты сравнивали с отпечатком зубов Себастьяна. Просто один из следов, которые он оставил на ее теле и которые стали уликой. Душная темнота наполнила легкие. Оливия накрыла руку Коула своей, останавливая его, а воспоминания хлынули потоком.
Она не могла дышать. Не могла видеть. Клаустрофобия усилилась. Сердце сбилось с ритма.
Оливия крепко вцепилась в его запястье, борясь с возникающими картинами, со своим прошлым. Она задрожала, тело покрылось потом. Нет.
Нет!
Она не позволит Себастьяну вернуться. Она справится с прошлым. Она вернет все назад. Станет целой, станет женщиной. Коул будет с ней. Она покажет самой себе, что свободна. Если она не сделает этого сейчас, она никогда на это не решится. Она навсегда останется получеловеком.
А самой большой мечтой Оливии, самой отчаянной ее надеждой было снова стать целой. Она столько боролась, чтобы пройти весь этот путь, но до конца она его еще не прошла. На подсознательном уровне она понимала, что только тогда станет по-настоящему свободной.
– Лив? – прошептал Коул, его теплое дыхание коснулось ее уха.
Она отпустила его запястье и начала выбираться из-под него, судорожно расстегивая джинсы и стягивая их и трусики. Ее джинсы застряли над сапогами. Она высвободила одну ногу. С каким-то безумием дикарки, трясущимися руками она перевернула Коула на спину и оседлала его. Задыхаясь, почти ничего не видя, она опустила «молнию» на его джинсах. Ее тело намокло от пота, дыхание стало прерывистым. «Не думай, не думай, не впускай его обратно…»
Она спустила джинсы с бедер Коула. Его восставший член оказался в ее руках. Большой, твердый. Горячий. Влажный на округлом кончике. У нее перехватило дыхание. Руки Коула схватили ее за запястья.
