Кто является официальным главой Временного правительства? – спросил Альфонсо. Он хотел убедиться, что его призыв дойдет до самого главного лица. Это председатель Совета министров князь Львов, ответил Неклюдов. Он уверил короля, что сам он, несмотря на свержение царистского режима, по-прежнему питает к царю глубокие чувства симпатии и преданности. И, не колеблясь, «передаст своему правительству слова, сказанные сейчас Вашим Величеством». «Вы можете быть уверены, – продолжал он, – что пока нынешнее правительство находится у власти, с головы бывшего царя не упадет ни один волос». Он сообщил Альфонсо, что единственным желанием Временного правительства является «разрешить Императору и его семье выехать за пределы России, и если оно не делает этого, то только из-за деятельности радикалов»42. Более того, любые попытки заступничества со стороны иностранных правительств или просьбы освободить императорскую семью только бы накалили и без того непростую обстановку. По этой причине Неклюдов не рекомендовал посылать официальное ходатайство его правительству от имени испанского короля; вместо этого он сам передаст слова короля Альфонсо князю Львову, но не в официальной телеграмме, а в личном письме43. Верный своему слову, Неклюдов 3 июля написал князю Львову, передав личную идущую от самого сердца просьбу короля Испании о том, чтобы правительство обеспечило безопасность «первого гражданина России, в настоящее время низложенного и заключенного под стражу», а также его семьи44.
И снова король Альфонсо оказался единственным европейским монархом, который прямо и горячо вступился за Романовых. Но Неклюдов был прав, призывая короля к осторожности, поскольку даже само Временное правительство, по правде говоря, уже меняло свою позицию и по соображениям политического прагматизма больше не считало нужным настаивать на предоставлении царской семье убежища за границей. Ибо к лету 1917 года Временному правительству грозила не только катастрофа на Западном фронте, ему также бросали серьезный вызов большевики, позиции которых все укреплялись с тех пор, как в начале апреля из-за границы вернулся их вождь, Ленин.
16 июля в Петрограде группы обозленных рабочих и солдат устроили беспорядки. Выйдя на улицы, они призывали других петроградцев объявить забастовку и присоединиться к их демонстрациям в надежде, что это станет сигналом к еще одной революции и захвату всей власти Петроградским Советом. Таки призывы только разжигали общественное недовольство, вызванное крахом недавней попытки наступления русских войск. Вскоре протестующие озверели, и протесты переросли в вооруженные столкновения. Восставшие вроде бы собирались двинуться на Царское Село в сопровождении броневиков «и вырвать из-под контроля Временного правительства Императора и всю его семью»45.
Однако большевики, хотя теперь у них было большинство в Петроградском Совете, были не готовы к такому внезапному повороту событий. Их вожди колебались, не в силах решить, достаточно ли сейчас удобный момент для того, чтобы захватить власть. Угроза восстания вспыхнула и погасла, некоторых большевистских главарей, включая Троцкого, арестовали и заключили в тюрьму, однако Ленин успел сбежать в Финляндию. Большевики были дискредитированы еще больше, когда Временное правительство предъявило доказательства того, что Ленин и его собратья были в сговоре с Германией и получили от них финансовую помощь
[22].
20 июля, в тот день, когда насилие в Петрограде прекратилось, уставший от всего князь Львов, у которого возникало все больше разногласий с собственным правительством, не говоря уже о Петроградском Совете, подал в отставку с поста премьер-министра. Ему на смену пришел Керенский и таким образом получил полный контроль над судьбой семьи Романовых. Поскольку большевики пока что отступили, Временное правительство получило перевес, включая контроль за железными дорогами. На короткое, слишком короткое время Временное правительство получило возможность вывезти семью Романовых если и не из России, то, по крайней мере, – как выразился Хэнбери-Уильямс – «как можно дальше от этого вечного источника бед – Петрограда»46.
Пока там находилась императорская семья, «Царское Село было уязвимым местом существующей власти», – признал Керенский, и теперь ему надо было действовать быстро. 24 июля, в воскресенье, он приехал на автомобиле в Александровский дворец и сообщил Николаю, что его семью требуется перевезти на юг, в более тихое и отдаленное место «из-за близости Царского Села к беспокойной столице»47. Он не сказал, куда именно рассчитывает их отправить, но было очевидно – он боится, что рано или поздно может произойти нападение на дворец, попытка отправить Николая и Александру в тюрьму или еще хуже. Его решение эвакуировать царскую семью было подстегнуто не только недавними беспорядками в Петрограде, но и возрастающим страхом перед действиями «дилетантствующих заговорщиков-монархистов», которые, как заметил Керенский, передавали царице «таинственные записочки», намекающих на «скорое освобождение». «Неискушенность и детское простодушие были переплетены с фарсом и изменой», – вспоминал он; гарнизон в Царском Селе «взбаламучен толками о заговорах и попытках освободить царя». До Керенского доходили также и слухи о нарастании правых настроений и антиправительственного недовольства в армии. И ему надо было действовать48.
Из Крыма на юге с его незамерзающими портами и отсутствием германских субмарин было бы легче всего выбраться за пределы России морем, и потому он мог считаться наиболее логичным перевалочным пунктом для последующей эвакуации из страны. Именно в Крым Николай после своего отречения надеялся перебраться вместе с семьей – этого он хотел куда больше, чем отправиться в Англию. Но это было последнее место, куда отправил бы его Керенский; как в Крыму, так и в прилегающих к нему районах монархисты имели прочную базу, здесь они контролировали телеграф и телефон и активно агитировали за восстановление монархии49. В Крыму уже собрались и несколько других членов «низвергнутой династии», включая Марию Федоровну (Дагмар) и двух сестер Николая, что уже создавало для Временного правительства немалую проблему, учитывая присутствие на полуострове крайне воинственных матросов Черноморского флота.
Отказавшись от мысли отправить царскую семью в Брасово – имение великого князя Михаила Александровича в южной российской Орловской губернии, – Керенский решил выбрать какое-нибудь более захолустное место. Однако подобрать такое оказалось непросто – большинство железнодорожных маршрутов пролегало по центральным густонаселенным губерниям, проходило через промышленные города или регионы, где бушевали крестьянские бунты, направленные против помещиков50. Потому в конце концов был выбран Тобольск, городок в Западной Сибири. Керенский слышал о нем и знал кое-что о его местонахождении. Это была далекая глушь, до которой в это время года нельзя было добраться по железной дороге – только по реке; при этом не нужно было пересекать никакие густонаселенные губернии, а зимой город был со всех сторон окружен снегом и льдом. У него был «очень небольшой гарнизон, в нем не было промышленного пролетариата, его население было зажиточно и умиротворенно, если не сказать старомодно». К счастью, в городе была также «весьма недурная резиденция губернатора… где императорская семья могла бы жить с некоторым комфортом»51. Отправка Романовых именно в Сибирь также имела символическое значение, которое, как хорошо знал Керенский, не осталось бы незамеченным в российском обществе. Отправка бывшего царя туда, куда при старом режиме на каторгу и в ссылку отправляли стольких осужденных инакомыслящих, было актом высшей социальной справедливости, благодаря которому Керенский рассчитывал «заработать дивиденды» – позднее, когда ему это будет нужно52.
