«К сожалению в последнее время такие люди, как вы, встречаются очень редко», – устало сказал Евреинову Боткин. Сейчас так трудно кому-нибудь доверять, и царь с царицей были бы очень благодарны, если бы им удалось услышать последние вести об их друзьях в столице и если бы они знали, что здесь, в Тобольске, есть несколько опытных и преданных людей, заботящихся об их интересах61. Глава монархистов – по-видимому, Марков Второй, – с которым они держали связь, сказал Боткин, несмотря на всю свою энергию и преданность, похоже, «не имеет полномочий». Евреинов также пришел к выводу, что сторонники Романовых в Петрограде безнадежно неорганизованны и у них нет компетентного лидера, способного объединить их усилия. Они уделяли слишком много внимания политической стороне дела и слишком мало его практическим аспектам, таким, как, например, договоренность с такой ключевой фигурой, как Кобылинский, который, как Боткин заверил Евреинова, «предан императорской семье всем сердцем и всей душой, до последней капли крови». И Евреинов пришел к выводу, что при содействии Кобылинского было бы относительно нетрудно освободить Романовых из дома губернатора в такой день, когда его люди из охраны будут в добром расположении духа62.
Но куда же везти императорскую семью потом? Евреинов долго обдумывал варианты дальнейшего пути. До ближайшей железнодорожной станции было 132 мили – это было слишком далеко, и путь туда для царской семьи был слишком опасен. Их надо было перевезти куда-то вглубь страны, например, в Семипалатинскую область на границе с Туркестаном – или, может быть, на восток
[28]. О том, чтобы вывезти их в европейскую часть России, не могло быть и речи63. И в любом случае надо было путешествовать верхом. Перед Евреиновым стояли те же проблемы, что и те, которые не могла решить группа Трубецкого/Соколова. Подобное путешествие потребовало бы помощи кочевников из киргизских племен, долгого времени и большого количества ресурсов, знания местных наречий и верховых троп, а также всей цепочки возможных пунктов остановки, где можно бы было отдохнуть. Еще больше дело осложнялось тем, что этот путь невозможно было проделать весной, когда сильные дожди делали дороги совершенно непроезжими. Так что путешествие верхом было возможно только осенью64. Но смогли бы болезненный цесаревич и его столь же больная мать проделать такой путь в седле? Этим вопросом, похоже, еще не задавался никто. С какой стороны ни смотри, все было против осуществления такого плана.
Сын доктора Боткина Глеб, живший с отцом в доме Корнилова в Тобольске, позже писал, что, по его убеждению, Кобылинский надеялся увезти царскую семью в безопасное место сразу после их приезда в Тобольск. Он считал, что единственный реальный путь бегства – это путь на север через Березов (ныне Березово) до Обдорска (ныне Салехард), а затем на одной из заходивших в Обдорск норвежских шхун в Северный ледовитый океан. Он надеялся сбежать этим путем до того, как появился Панкратов, взяв с собой тридцать верных людей из числа охраны. Когда большевики опомнились бы, сбежавшие уже были бы слишком далеко; и даже если бы их как-то догнали, стрелять на столь сильном морозе было бы практически невозможно. Но после таяния снега дороги за Березовом становились непроходимыми. Как и всем потенциальным освободителям Романовых, Кобылинскому нужны были средства для осуществления своего плана, однако монархисты, которых Боткин считал «не способными ни на какие разумные действия», отказались ему помогать из-за недоверия к его мотивам. Они были, заключил Боткин, «совершенно пустыми болтунами», упустившими бесценную возможность, предложенную Кобылинским, который, по его мнению, был всецело предан Романовым65.
Евреинов считал, что единственный осуществимый вариант бегства из Тобольска – это путь по воде, как только скованные льдом реки вновь станут судоходными. На берегу тихой заводи на Иртыше, недалеко от Тобольска, вытащенная из воды на зимнее время, стояла винтовая шхуна, годная – как говорили знающие люди – для плавания по морю и даже по океану66
[29]. Она была намного быстрее, чем обычные колесные пароходы, которые ходили тогда по Иртышу. Завладеть шхуной было бы нетрудно; один из членов монархической организации – возможно, бывший моряк торгового флота, который знал северные речные пути, – мог обеспечить навигацию. Этот план предусматривал также выведение из строя телеграфных станций вдоль Оби и на побережье океана, чтобы с них нельзя было отправить предупреждение властям. Когда реки освободились бы ото льда, Романовых можно было бы отправить по ним до Северного Ледовитого океана и по океану – в Архангельск. Но через верховья Иртыша и Оби можно было пройти только с июня, после того, как растаял весь лед. С этим конкретным предложением Евреинов безотлагательно отправил своего товарища, офицера Туношенкова, в Петроград, чтобы проконсультироваться с руководством своей организации монархистов67.
Наконец-то мы видим первое серьезное изложение на русском языке спорного предложения о побеге из Тобольска по реке, написанное одним из тех, кто принял непосредственное участие в кампании монархистов по освобождению Романовых. Собственно говоря, Александр Евреинов был не единственным, кто рассматривал этот вариант. Рассказы о нем циркулировали давно, хотя и в раздражающе обрывочном виде, в источниках, где говорится о судьбе Романовых. Но есть документальные свидетельства того, что план освобождения по реке обсуждался еще раньше, в самом начале 1918 года. Однако он исходил не от русских монархистов, а от норвежского судовладельца по имени Йонас Лид – и в этом деле неофициально участвовали британцы.
Глава 8
«Пожалуйста, не упоминайте моего имени!»
Зимой 1917–1918 годов казалось, что о безопасности семьи Романовых целиком и полностью позаботилось Временное правительство. Изоляция их в снегах Западной Сибири, где реки скованы льдом, означала, что царская семья недосягаема. Казалось, им не грозит никакая опасность – во всяком случае, пока. Последняя вспышка какого-то интереса короля Георга к судьбе его двоюродного брата случилась 5 августа 1917 года, когда король попросил Стэмфордхэма отправить Кабинету записку с вопросом о том, «был ли вывоз императора и императрицы из Царского Села осуществлен… как это было решено Временным правительством». Сэр Джордж Бьюкенен был не уверен: «это держится в такой строжайшей тайне, – ответил он, – что даже министр иностранных дел, которого я расспрашивал неделю назад, не смог дать мне определенного ответа»1. Он не получил официального подтверждения отъезда царской семьи в Тобольск до самого дня их отбытия – 14 августа2.
