Разумеется, мать Вильгельма, вдовствующая императрица Виктория, надеялась, что восшествие ее племянницы Аликс на российский престол в 1894 году после внезапной смерти Александра III, возможно, поспособствует улучшению отношений между Германией и Россией. И вплоть до 1908 года Николай и Вильгельм часто ездили друг к другу с визитами – на военные маневры, смотры морских флотов или просто для того, чтобы насладиться охотой с проживанием в охотничьем домике Вильгельма в Пруссии или Николая в российских императорских охотничьих угодьях в Польше. Они даже вместе ходили на яхтах в море в окрестностях Киля и вокруг финских шхер: Романовы на своей императорской яхте «Штандарт», а кайзер на «Гогенцоллерне». Но раздражительный, назойливый кайзер слишком часто выводил окружающих из душевного равновесия15. Несмотря на это, Вильгельм в своих письмах Ники неоднократно уверял его в своей любви и преданности; ведь, в конце концов, они оба разделяли веру в свое божественное право суверенных монархов. «На нас, христианских королях и императорах, лежит священный долг, возложенный на нас Небесами, – писал он Ники. – поддерживать принцип von Gottes gnaden (Милостью Божьей)»16.
Кульминацией периода сближения царской семьи с Вильгельмом стало крещение Алексея в 1904 году, когда кайзера попросили быть крестным отцом цесаревича, хотя это скорее было актом дипломатической вежливости, чем выражением родственных чувств. Вильгельм с нетерпением ожидал рождения у Романовых «славного маленького мальчугана» с самого венчания Николая и Александры в 1894 году – почти десять лет, пока в семье родились четыре девочки, прежде чем наконец появился на свет долгожданный цесаревич17. Кайзер был в восторге от того, что ему оказана такая честь, и выразил надежду, что маленький Алексей «вырастет храбрым солдатом и могущественным государственным деятелем», а также «всю вашу жизнь останется для вас обоих лучом солнечного света»18.
Годом позже, во время русско-японской войны, в свете союза, заключенного в 1902 году между Японией и Великобританией, Вильгельм начал усиленно обрабатывать Николая, стараясь изменить его политические предпочтения. Его долгосрочная цель всегда состояла в том, чтобы его российский кузен увяз в войнах в Центральной Азии и на Дальнем Востоке, расчистив путь его собственным амбициям – достижению господства Германии в Европе19. В своих письмах он много лет поучал Николая тонкостям политики и военной стратегии. И теперь, в июле 1905 года, Вильгельм, воспользовавшись унынием русского императора, находившегося на грани поражения в войне с Японией, фактически вынудил того согласиться на тайную встречу в городе Бьорко в Финляндии. Здесь Вильгельм убедил впечатлительного и легко поддающегося чужому влиянию Николая подписать их собственное «небольшое соглашение» – договор о взаимной обороне, согласно которому Германия и Россия обязывались приходить друг другу на помощь в случае нападения на одну из них. Подписание этого соглашения явно было направлено на подрыв союза, который Россия в 1894 году заключила с Францией, но, к счастью, советники Николая отказались его одобрить, и оно так и не вступило в действие.
В последующие годы, по мере того, как обстановка медленно накалялась, чтобы в 1914 году взорваться Первой мировой войной, становилось все очевиднее, что отношения Николая и Александры с их немецким родичем «были в какой-то мере окрашены подспудной и почти инстинктивной неприязнью» – и это обстоятельство сыграет ключевую роль в тех событиях нашей истории, которые произойдут позже20. Для Николая семейственные отношения царственных особ, позволявшие называть друг друга домашними ласковыми прозвищами вроде Вилли и Ники, совсем не означали, что он готов согласиться на то, чтобы «славяне склонили головы перед милостивой немецкой ассимиляцией». Как заметил американский посол в Дании Морис Иган: «Царь может называть императора любыми ласкательными именами, но это вовсе не предполагает дружественности в политике». Николаю и Александре претили воинственное бахвальство и маниакальная гогенцоллерновская кичливость Вильгельма21. Иган заключил, что «Германия и Россия вцепятся друг другу в глотки, как только на это дадут добро их финансисты»22.
При этом, к вящему неудовольствию Вильгельма, все эти годы августейшие семьи России и Великобритании явно и неуклонно сближались. Многие отмечали прекрасные манеры Николая и его безукоризненный английский – результат работы его английского наставника Чарльза Хита, который привил ему традиционные для британских частных школ ценности честной игры и джентльменства23.
С момента своего первого визита в Виндзор к королеве Виктории в 1894 году Николай с большой нежностью называл ее «бабушкой», и когда в 1901 году королева умерла, написал своему кузену Георгу: «Я убежден, что с твоей помощью… дружественные отношения между нашими странами станут еще теснее, чем в прошлом… Пусть же новый век сблизит Англию и Россию ради их общих интересов и ради мира во всем мире». С этих пор принц Уэльский (и будущий король Георг) неоднократно уверял Николая: «Я, дражайший Ники, всегда остаюсь твоим любящим и преданным кузеном и другом»24. У Николая с Георгом было много общего, особенно скромная, скрытая от публики семейная жизнь и любовь к сельской пасторали.
Вместе с потеплением отношений с Россией Британия после триумфального государственного визита короля Эдуарда в Париж в 1903 году вступила в союз с Францией, а в 1904 году между Соединенным королевством и Францией был подписан ряд соглашений, получивший известность как Entente-Cordiale, то есть «Сердечное Согласие». Затем, после подписания российско-британской конвенции о разделе сфер влияния в Центральной Азии в 1907 году, образовалось Тройственное Согласие Британии, Франции и России, получившее известность как Тройственная Антанта или просто Антанта. Ее участники рассматривали это объединение как давно назревший противовес Тройственному Союзу, который дед Вильгельма заключил с Австро-Венгрией и Италией еще в 1882 году. Во времена королевы Виктории Великобритания видела в России своего традиционного врага, экспансионистский потенциал которого в Центральной Азии вызывал в Англии патологическую подозрительность. Однако к 1908 году, когда «кузен Вилли» начал амбициозную кораблестроительную программу в Германии, стремительно усиливая свой военный флот, стало ясно, что только сближение Британии и России позволит им вместе противостоять этой нарастающей военной мощи. Однако многие в британских парламенте, правительстве и прессе смотрели на Николая как на деспота и открыто критиковали царский режим и его драконовскую систему тюрем, каторг и ссылок.
Но прагматичный Эдуард VII понял настоятельную необходимость этого нового союза, который он назвал «Профсоюзом королей». Николай, подобно былинке на ветру, легко поддавался воздействию своих более властных и политически искушенных царственных кузенов и втягивался в сферу британского влияния все сильнее. Некоторое время личная королевская дипломатия Эдуарда была весьма результативной. В июне 1908 года он наконец прибыл в Россию с официальным визитом – морем, по соображениям безопасности – и встретился с Николаем в порту Ревель на Балтийском море (ныне столица Эстонии Таллин), который в то время был частью Российской империи. Задуманный, на первый взгляд, как встреча родственников, этот визит придал «дружеским отношениям двух монархов более личностный характер… чтобы окончательно покончить с любыми остатками недоверия» и еще больше укрепить англо-российские отношения. Он также дал Эдуарду возможность предложить Николаю воспользоваться багажом накопленного им богатого политического опыта25.
