– Это ваш любовник звонил?
– А если и так?
– Он моложе вас, влюблен как ненормальный, все время чего-то требует и уже вам надоел. Я прав?
– Правы, но как вы догадались?
– А я почему-то так и думал… ну, что у вас наверняка есть любовник и он младше вас. Но вам пора его бросить. Это же был… компромисс, да? Что называется, для здоровья, да?
– А вы с ума не сошли? Что вы такое несете, что вы о себе возомнили? – рассердилась Сандра.
– Да, я сошел с ума, я уже говорил вам об этом. Я сошел с ума ровно в ту минуту, когда вы сиганули в снег. И зачем вам какой-то мальчишка?
– Он вовсе не мальчишка и он моложе меня всего на три года. С мальчишкой я никогда бы не связалась, я не извращенка.
– Сандра, дорогая моя, я вовсе не хочу с вами ссориться, я просто забыл… а, может, никогда и не знал, как вести себя в подобной ситуации. То есть, если бы мы были одни, я бы знал… а так… – он с трудом подбирал слова.
– Ладно, прощаю вашу американскую наглость.
– Почему американскую?
– Потому что наглость – это их национальная черта!
– Вы несправедливы к американцам.
– Да чихать я на них хотела. Вас извиняет только то, что вы совсем не американец! – и она рассмеялась.
Он тоже с облегчением рассмеялся.
– Сандра, а ты не хочешь приехать ко мне в Нью-Йорк? Я свожу тебя на Бродвей, на самый модный мюзикл, и вообще, куда захочешь…
– Ну вот еще! С какого перепугу я вдруг потащусь в такую даль? А мюзиклы я как жанр не люблю. И вообще…
– Но я ведь дней через десять вынужден буду уехать.
– И что? Будешь тосковать, что ли?
– Обязательно буду! А ты? Ты не будешь?
– Откуда я знаю… Не скрою, ты мне нравишься. Красивый очень, я люблю красивые лица… И глаза такие сумасшедшие.
– Сандра, послушай… мы не дети…
– О, а за этим последует: мы не дети, поехали сейчас к тебе или ко мне… переспать…
– Да. Но мы же вправду не дети! И я безумно этого хочу. Безумно. А ты разве нет?
– Чего скрывать, хочу, конечно. Но не сейчас. Завтра. Приезжай завтра с утра ко мне. Я хочу прыгать в снег. Вместе с тобой!
– Что, вдвоем полезем на крышу?
– А тебе слабо?
– Нет! Совсем не слабо! Хорошо! Договорились. А как прыгать будем, до или после?
– Фу! Кто же задает такие вопросы? Только американцы!
– И все-таки?
– Разумеется до! Меня еще надо заслужить!
– Ты что, принцесса Турандот?
– Ну не Турандот, но в некотором роде все-таки принцесса.
– Ага, а разве принцессы лопают пельмени с водкой?
– У принцесс тоже бывают простецкие вкусы. Особенно, если они влюбляются в свинопасов!
– Это я свинопас?
– Да боже упаси! Ты в некотором роде тоже принц, которого злой волшебник превратил в американского бизнесмена средней руки. Со всеми вытекающими, как то: комплексы, рожденные происхождением из рядов советской научной элиты, одиночество, как защитная реакция на отвратительное ханжество, именуемое толерантностью, политкорректностью и прочими пакостями. Ну и страх перед бабами, которые любой теперь уже даже взгляд могут расценить как… оскорбление.
– Да, проницательная дамочка… – горько усмехнулся Тимур. – И беспощадная. Но я среди всех этих обвинений все-таки расслышал слово «принц».
– Молодец! Наш человек! – захлопала в ладоши Сандра. – Да, принц, тебе не кажется, что мы для принца и принцессы несколько староваты?
– Почему? Вон принцу Чарльзу лет до фига и больше! Но пельмени – это и вправду вкусно! А давай закажем еще? Тебя это не шокирует?
– Меня это радует!
– Господи, какая же ты прелесть! Скажи, ты вот пишешь портреты, так сказать, сильных мира сего…
– Не столько сильных, сколько богатых. И что?
– А они не влюбляются в тебя без памяти?
– Да нет, они как правило клюют на совсем юных девочек, желательно дурочек. А я ни то, ни другое.
– А скажи… Вот за все эти годы, после смерти мужа, неужели ты так никого и не любила?
– А тебе зачем?
– Ага, значит все-таки любила! Кого-то из батько́в?
– О нет! Был один лет восемь назад… Я его любила.
– Но он оказался…
– Да никем он не оказался! В том-то и беда, что абсолютно никем не оказался. Так, пустое место!
– И ты его любила?
– Любовь зла! Но он даже козлом не оказался. Понимаешь?
– Нет, если честно! Как ты могла полюбить такого?
– Это… иррационально. Померещилось что-то. Но я довольно быстро разобралась, что к чему. И шуганула.
– А он шуганулся?
– Да! Не без удовольствия, я думаю. Ему со мной было тяжело.
– Могу себе представить!
– Тебе со мной разве тяжело?
– Нет. Легко. Даже очень. Только непривычно как-то… Я таких за свои сорок четыре еще не встречал. Но счастлив, что встретил!
– Фу, устала… – заявила вдруг Сандра. – Мы столько всего сожрали и выпили за сегодняшний день, да еще под какие-то полулюбовные бредни… Все! Я выдохлась!
Она достала из сумки смартфон, нажала на какие-то кнопки.
– Через пять минут придет такси. Если не передумал, приезжай завтра прыгать с крыши! Все! Пока!
И не успел он опомниться, как она вскочила, чмокнула его в щеку, натянула шубку и быстро пошла к дверям. Но вдруг вернулась. Вытащила из сумки пятитысячную купюру.
– У вас же там не принято платить за бабу…
– Пошла к черту, дура! – вырвалось у него.
– Уже пошла!
И она исчезла.
После ее ухода он тоже ощутил страшную усталость и тоже вызвал такси.
– Ну, как твоя снежная баба? – со смешком осведомился отец. – Вид у тебя какой-то… измочаленный. Надеюсь, ты хоть получил удовольствие?
– Ах, папа, все не так, как ты думаешь.
– А что, не дала?
– Папа! Об этом сегодня и речи не было! Ох и непростая она штучка. Но хороша! Я, кажется, влюбился!
– Тимка! Да я никогда от тебя ничего подобного не слышал!
– Естественно, я никогда ничего подобного и не говорил! И, кажется, не испытывал. Эта часть жизни была для меня какой-то второстепенной…
– И когда ты теперь с ней увидишься?
– Завтра. Она пригласила меня… попрыгать с ней с крыши.
