Проснулась она от укола в ягодицу.
– Что ты мне вкатил?
– Антибиотик, все под контролем. Через часок температура упадет. Я нашел у тебя вишневое варенье, развел теплой водичкой. Попей, вкусно.
– Спасибо, доктор.
– Мне завтра на дежурство. Может, позвонить Алексею? Или еще кому-то? До утра я побуду здесь, но к семи мне надо на работу.
– Я надеюсь, до утра мне станет лучше. При таком-то уходе.
Через час температура действительно понизилась. Артем обтер ее, надел чистую пижаму и решительно заявил:
– Сейчас я сделаю тебе омлет. Его легко глотать.
Действительно, он принес ей омлет.
– Это надо съесть. Тебе нужны силы. У тебя бывают ангины?
– С детства не было. Спасибо, Тема, вкусно.
– Как тебя угораздило? Мороженого переела?
– Не сказала бы. А знаешь, мне немного лучше.
– Отлично!
– Темочка, ты сам поешь, посмотри, там в холодильнике много еды.
– Успеется. Скажи, а если б я не приехал, ты бы так и валялась тут одна с температурой?
– Наверное… во всяком случае, до завтра.
– А завтра что?
– Завтра придет домработница.
– А Алексею почему не позвонить?
– У него сегодня экзамен. А после… пусть парень расслабится, погуляет.
– Ладно, пусть расслабляется. А ты спи. Сон – лучшее лекарство в таких случаях.
– А ты что будешь делать?
– В кои-то веки посмотрю телевизор.
– Ой, Тема, у меня в мастерской попугай…
– Какой попугай?
– Настоящий, большой, красивый. Звать Тимур. Надо его покормить.
– Чем? Сроду не кормил попугаев!
– На подоконнике рядом с клеткой пачка корма. И водички свежей ему налей. Только имей в виду, он жутко болтливый.
– Откуда он взялся?
– Подарили. Он красавец…
И на полуслове она уснула.
Тимур маялся. Вся история с Сандрой вдруг показалась какой-то лишней, ненужной и даже обременительной. Пора уносить ноги. Она заболела… Значит, не судьба. И слава богу! Сколько раз ведь зарекался – не иметь дело с русскими бабами. Но к вечеру он не выдержал и набрал ее номер, хотел узнать, как она там… Трубку долго не брали. Потом вдруг ответил мужской голос:
– Алло! Слушаю вас?
– Извините, а можно Александрину?
– Она больна и не может подойти. Ей что-то передать?
– Передайте, пожалуйста, что звонил Тимур и что я завтра уезжаю.
– Хорошо. Передам.
Тимуру кровь ударила в голову. Это был не Лешка и не кто-то из батько́в. С ними я знаком, и они бы говорили по-другому… Значит, это тот, любовник тремя годами младше нее. Она заболела, и он тут как тут! Интересно, с ним она еще не прыгала в сугроб? Его душила злость на самого себя. Идиот, ты что думал, такая женщина тоскует в одиночестве? Смешно, ей-богу.
Но тут вдруг ему пришло сообщение от управляющего чикагского магазина о том, что во время марша феминисток его магазин стал объектом их гнева, так как увлечение машинками – это чисто мужская забава, и т. д., и т. п. Чертовы бабы побили стекла, пришлось вызывать полицию. А все из-за рекламного щита, на котором изображен знаменитый голливудский актер, добрый приятель Тимура, коллекционер машинок… А позавчера его публично обвинили в злостном сексизме и домогательстве. Ну и сам понимаешь…
Тимур схватился за голову. И дело не в побитых стеклах, магазин застрахован, но что теперь будет с Робертом? Харви Вайнштейн, Кевин Спейси, теперь вот Роберт… Обалдели они там все, что ли? Но это значит одно: надо немедленно лететь обратно. Да оно и неплохо… Как говорят – не было бы счастья, да несчастье помогло! И он пошел к отцу.
– Папа, увы, я должен лететь домой.
И он рассказал отцу о том, что стряслось в Чикаго.
– Черт знает что такое! Тебе действительно надо там быть или ты… от своей снежной бабы ноги уносишь?
– Нет, папа, она тут ни при чем, это касается бизнеса. Сам понимаешь…
– Бред какой-то! Чем этим полоумным теткам помешал магазин машинок? Абсурд!
– А кому, спрашивается, через столько веков вдруг помешал Колумб? Они ведь и его объявили чуть ли не уголовником…
– Вот что, сын, ты, конечно, сейчас лети. Но мой тебе совет – заканчивай с этими игрушками, продавай все к чертям собачьим и возвращайся домой. Здесь твой дом, твой старый отец, твоя снежная баба…
– Папа, а чем я тут буду заниматься?
– Да можешь и здесь открыть такой магазинчик.
– Боюсь, тут у меня уже не получится.
Я отвык.
– Ну и дурак! – в сердцах бросил Сергей Сергеевич.
– Папа, не сердись, я подумаю над твоими словами.
– Вот-вот, подумай! Это иногда бывает полезно – думать! – Сергей Сергеевич не скрывал своего раздражения.
Тимур занялся билетом. Вылететь раньше послезавтрашнего утра никак не получалось. Но с этим ничего уже не поделаешь. Потом он позвонил Роберту. Его секретарь сообщил, что Роберт ни с кем не желает разговаривать.
– Передай Роберту, что я плевать хотел на все эти идиотские обвинения и остаюсь его другом несмотря ни на что!
– Спасибо, передам! Ему будет приятно, а то тут уже начинается вакханалия… Да, кстати, Роберт предвидел, что у тебя могут быть неприятности из-за рекламы, и он не обидится, если ты ее снимешь.
– Нет, пока ничего снимать не стану! – решительно заявил Тимур, хотя такая мысль уже мелькала. Но сейчас он был полон решимости оставить все как есть. Должен же кто-то попытаться положить конец этому абсурду. Хотя понятно, что абсурд только еще набирает обороты.
Потом он позвонил Вениамину.
– О, Тимка, я как раз собирался тебе звонить. Какие планы на послезавтра?
– Послезавтра я, к сожалению, должен лететь в Америку. Дела требуют…
– Жалость какая! Слушай, Тимка, я в конце февраля, возможно, буду в Нью-Йорке. У тебя можно будет остановиться дня на три-четыре?
– Господи, конечно! Буду страшно рад! Запиши все мои координаты и предупреди хотя бы дня за три.
– Обязательно! Правда, не факт еще, что мне визу дадут… Но будем надеяться.
– А что остается? Только надежда.
– Скажи, я не спросил, у тебя какие-то неприятности, раз ты срываешься?
Тимур вкратце рассказал ему, в чем дело.
– Во маразм!
Все эти разговоры и мысли о делах отвлекли Тимура от мыслей о Сандре. И вся история показалась вдруг какой-то красивой картинкой, совершенно нематериальной… Да, я таких женщин никогда не встречал, но это что-то из другой, не моей жизни. Видимо, и я для нее тоже – такая картинка из другой жизни. Она для меня теперь будет просто… дама из сугроба. А в Нью-Йорке у меня есть Мэй, очаровательная китаянка. С ней мне хорошо и спокойно, она милая, женственная, и с ней я не должен ничему соответствовать… Хорошо!
