– Иди в дом! Простудишься! – крикнул Тимур.
Они выгружали из машины какие-то пакеты. И еще цветы.
Сандра и в самом деле вернулась в дом.
– Хороша! Ничего не скажешь! – заметил Роберт.
– Отсюда разглядел?
– У сексиста глаз наметанный! – рассмеялся Роберт.
– Ох, я и забыл!
Они вошли в дом.
– Добро пожаловать, гости дорогие! – сказала она по-русски. И перешла на английский: – Очень рада видеть вас в своем доме. – И подала руку Роберту. Он крепко пожал ее. – У вас там что, в Америке, руку дамам не целуют? – по-русски спросила она.
– Практически нет, феминистки против, – усмехнулся Тимур.
– Козлы!
Тимур демонстративно поцеловал руку Сандре.
– Вот, хозяйка, принимай наши дары… Тут цветы, мороженое, как ты любишь, икра, как заказывала, мы купили и кетовую, и форелевую. Тут сметана, а еще мы купили балык… Ну, словом, сама разберешься. А можно, пока ты тут возишься, я покажу Роберту твою мастерскую? Познакомлю с моим тезкой?
– Да, ради бога!
– Ну, Бобби, не станем мешать хозяйке, пошли наверх.
– О, какая лестница! Никогда таких не видел! – восхищался Роберт. – Тимур, у тебя отличный вкус, брат-сексист.
– Нет, в России это называется просто «бабник», хотя я в сущности вовсе не бабник.
Они вошли в мастерскую.
– Это все ее картины?
– Да! Талантливо, правда?
– О! Какие портреты… Я бы сказал, беспощадные. Вот эта женщина… У нее совершенно пустые глаза, хотя она красива. А у этого юноши за душой какое-то скрытое страдание… А тут пейзажи… Знаешь, мне ее пейзажи даже больше нравятся… В них есть любовь, а портреты похожи на рентгеновские снимки души.
– Знаешь, один русский поэт написал когда-то об американском аэропорте: «светят дюралевые витражи, словно рентгеновский снимок души».
И Тимур попытался перевести на английский строчку Вознесенского. Разумеется, прозой.
– Занятно. Скажи, ее портреты и в самом деле имеют успех у богатых людей?
– Да.
– Странно. Я не хотел бы, чтобы она писала мой портрет.
– Почему это?
– Не хочу выставлять напоказ всю подноготную. Но она несомненно очень, очень талантлива. А тебе, Тим, она подходит. И внешне тоже, красивое сочетание красок.
– Бобби, глянь, это тоже Тимур. Он сам сказал, как его зовут.
– Знаешь, я не люблю попугаев.
– Господи, почему?
– Я снимался в Австралии, мне тогда было лет двадцать, и однажды стая попугаев во время съемки обосрала меня с головы до ног! Такая пакость! Но я обязан был доиграть сцену… А дурак-режиссер пришел в восторг и вставил этот эпизод в картину. Мне тогда кто-то сказал, что это вроде бы к удаче. И вправду, этой удачи хватило почти на двадцать лет. Но, видимо, что с дерьма началось, то дерьмом и закончится.
– Ничего еще не закончилось, Бобби! Кто знает, может, все еще только начинается!
Тимур подозвал Роберта к окну.
– Вон, видишь, сарай? Она стояла на крыше в купальнике, солнце играло в рыжих волосах, и вдруг она с воплем прыгнула в сугроб…
– И ты пропал!
– Пропал, друг, пропал бесповоротно.
Они спустились вниз.
– Сейчас приедет Лешка, – сообщила Сандра. – Как услыхал про Роберта, сразу заявил: я еду! Ну и блины его тоже вдохновили.
Тимур обрадовался. Вот и славно, пусть Алексей знает, что мы с его мамой… пара! К тому же он хорошо говорит по-английски, пусть развлекает Роберта.
– …Дядя Марик!
– Лешка? Привет! Как дела?
– Дядя Марик, знаете, мама вчера пекла блины в вашей блиннице!
– Да? И как?
– Просто здорово! Быстро и никакого чада. Мама очень довольна.
– Лешка, ты мне звонишь только за этим? Колись, что случилось? У тебя какие-то проблемы?
– Да я сам не знаю…
– Ну вот что, парень, приезжай ко мне. Все расскажешь. Чем смогу, помогу!
Из трех «батько́в» Марк Мильман был Алексею ближе всех. У него не было своих детей, и он относился к Лешке, как к сыну. К тому же у них было много общих интересов и пристрастий. Марк, например, заразил Лешку своей любовью к джазу…
– Ну, что стряслось, парень? – встретил Марк Исаевич Алексея.
– Ох, дядя Марик, вроде ничего…
– Да ладно, я же вижу, ты в смятении, как писали в романах. Ну, ты есть хочешь?
– Нет. И выпить тоже не хочу, я за рулем. А кофе можно?
– Запросто. Сейчас сварю. Садись и рассказывай!
– Дядя Марик, помните, у мамы на новоселье был дружок дяди Вени, Тимур?
– Тимур? Тимур… Ах да, такой жгучий красавец, который рано уехал, да?
– Да! А я еще раньше познакомился с ним в самолете…
– И что? У него закрутился роман с твоей мамой?
– Откуда вы знаете? От дяди Вени?
– Да нет, конечно. Просто догадался.
– Вы уже тогда что-то заметили?
– Ничего я тогда не заметил. Но ты вдруг примчался ко мне весь перебудораженный, и сразу спросил про него. Обычная логика. Я прав?
– Ну да… Там все видно невооруженным глазом. И этот Тимур еще приволок к маме своего друга, голливудского актера…
– Шермана, что ли? Я слышал от Веньки, что он в Москве и вроде будет у него сниматься.
– Да. Он здорово обаятельный, сказал, что я хорошо говорю по-английски, мы с ним о многом болтали, и вдруг я заметил, как мама и этот Тимур смотрят друг на дружку…
– Ну и что? Они, наверное, очень красивая пара… А ты что, ревнуешь мать?
– Я не ревную, нет, просто… Он же чужой совсем… А вдруг мама с ним уедет?
– Мама? Уедет? Куда? В Америку? Да никогда в жизни! А вообще-то, парень, нехорошо… Может, Сандра, наконец, выйдет замуж и будет счастлива. Ты вырос, сам можешь в любой момент жениться… Помнится, ты мне как-то сказал, что вы с матерью условились не лезть в личную жизнь друг друга. Разве не так?
– Так я же не лезу! – закричал Лешка. – Я вот к вам приехал…
– Пожаловаться на мамку? – улыбнулся Марк Исаевич и погладил Лешку по голове.
– Дядя Марик, как вы можете! Я просто хотел… Может, вы поговорите с мамой?
– На какую тему, дружок?
– Ну… какие у нее планы…
– Погоди, а Артему что, дали отставку?
– Откуда я знаю? Но думаю, да.
– Ну и хорошо. Он совершенно не подходил Сандре.
