– Только не потеряй и… приведи Берта обратно. Я сейчас закончу и догоню вас.
В его глазах уже загорелись азартные огоньки, и Герман отпустил его.
– Если с Бертом что-нибудь случится… – Герману даже не пришлось делать страшное лицо, Рене и так вздрогнул и отшатнулся. – Выводы сделай сам.
Он повертел в руках очки и неуверенно натянул на глаза. В оживленном же городе чернота за тонированными стеклами расцвечивалась яркими разноцветными узорами. Светящиеся цепочки плыли в воздухе, сворачивались в замысловатые знаки. Герман снял очки, огляделся, снова надел. Стало ясно, что спирали разных цветов, находящиеся в постоянном движении, это люди. От них расходятся узоры их магии. Вспышки, похожие на рассыпавшийся в воздухе порошок, скорее всего, эмоции. Герман привык видеть их иначе, но «порошковую» взвесь легче отследить. Он выцепил взглядом кислотно-розовое облачко и «принюхался». Подмороженная вишня – запах Альберта.
Герман затормозил, заметив, что след обрывается. Что ни говори, а продираться сквозь толпу, которую видишь весьма условно, дело нелегкое и даже опасное. Он стянул очки и обнаружил себя в весьма неприглядном месте. К счастью, не только себя.
– Берт?
Он стоял спиной к Герману и задумчиво созерцал высившуюся перед ним кирпичную стену. Подворотня, в которую их обоих занесло, производила гнетущее впечатление, хотя и была относительно чистой.
Альберт медленно повернулся, взгляд сфокусировался на Германе:
– Герман? Откуда… – Он как-то странно огляделся. – Что это за место, и что я тут делаю? Я что, пришел пешком?
– Хороший вопрос. – Герман шагнул навстречу и протянул руку. – Поговорим потом, нужно вернуться к Рене.
Альберт склонил голову к плечу, будто задумался над его словами, а после восторженно захлопал в ладоши:
– Рене? Подожди-ка… Это правда ты! Как чудесно! Мы не виделись целых два года, я до смерти соскучился! – Он подскочил к Герману и стиснул в объятиях. – Где ты пропадал? Не видел мое письмо? Дядя сказал, ты больше ко мне не вернешься.
– Дядя? При чем здесь твой дядя? – удивился Герман и тут начал понимать. – Ты вспомнил…
– Вспомнил? – Альберт озадаченно нахмурился. – Стоп. Что ты на себя нацепил? Это вовсе не красиво. Стоит только оставить тебя без присмотра…
Он отошел на шаг и придирчиво оглядел друга. Губы капризно поджались, совсем как раньше:
– Я велю портнихе снять мерки, на этот раз ты не убежишь от меня. И кстати, – Берт опустил голову, рассматривая собственный наряд, – а со мной-то что?
Сомнений не осталось – Альберт вернулся, тот самый, настоящий. И снова без памяти, но на сей раз о событиях последнего месяца. Герман никак не мог решить, это плохо или хорошо и почему именно сейчас. Наконец он осторожно спросил:
– Ты здесь один?
Альберт увлеченно изучал свою одежду и, разумеется, ее не узнавал. А в таком состоянии до него не достучаться, факт известный.
– Это же ужас! Полоска… Меня пытали и заставили надеть этот дешевый кошмар в полоску? Если это шутка, то мне не смешно. Герман, – он вдруг отвлекся и блестящими грустными глазами посмотрел на него, – ты правда хотел меня бросить?
Где-то залаяла собака, кто-то громко на нее шикнул, протопали неподалеку тяжелые шаги. Звуки стали наполнять подворотню. Берт вскинулся, сонно поморгал и неуверенно потер глаза.
– Герман? – Он увидел его и просиял. – Ты меня нашел? Как хорошо, кажется, я заблудился. Герман, почему ты так смотришь?
Преображение прошло почти незаметно невооруженному взгляду, но Герман слишком хорошо знал того Альберта, чтобы заметить разницу – распрямилась спина, развернулись плечи, и смотрел он не как затравленный щенок, а как человек, знающий себе цену. Но вот что-то снова изменилось, взгляд Берта затуманился, и все вернулось на круги своя. Волна позорного облегчения затопила Германа, хотя объективных причин радоваться не было, ну разве только тому, что Берт пока не вернется к прежним замашкам. И не примется болтать о себе направо и налево. Пожалуй, пока это было самой главной причиной молчания Германа.
Он стремительно приблизился к другу и схватил за растянутый воротник:
– Я тебе что велел? Быть рядом с Рене!
Альберт весь как-то сжался, будто даже ростом сделался ниже, хотя был почти на полголовы выше Германа.
– Я случайно… – губы у него задрожали жалобно, а вот взгляд странно заметался. Это обстоятельство разозлило Германа еще сильнее:
– За тобой могут охотиться те, кто стер твою память, хоть это ты запомнить в состоянии? В состоянии, я спрашиваю?
Герман прекрасно понимал, что перегибает палку, но иногда на людей действуют только методы устрашения, как ни прискорбно это признавать. Берт зажмурился:
– Я просто… Ну, мне показалось, я что-то увидел. Нет, вспомнил. Я бывал в этом месте прежде, но не помню, когда и почему. – Он рискнул открыть глаза, но на всякий случай отклонился назад так сильно, что Герман почти держал его на весу. – Я должен был убедиться. Но… наверное, показалось.
– Не смей ничего предпринимать, не посоветовавшись со мной! – Герман перестал сердиться, на смену внезапной вспышке пришла сосредоточенная задумчивость, но Альберт этого не заметил и отчаянно вцепился в его руку:
– Выходит, ты мне совсем-совсем не доверяешь? Ой… Прости, пожалуйста! Герман, прости меня!
Герман растерянно моргнул, не хуже Берта. Убрал руки.
– Нет, – медленно ответил он с небольшой паузой. – Нет, это ты меня прости. Я взял на себя слишком много.
Когда эмоции пришли в порядок, думать стало легче. Герману даже стало стыдно за себя, впрочем, сожалеть было некогда. Альберт перестал жаться, уловив его настроение:
– Ты больше не сердишься?
Герман покачал головой:
– Ты еще помнишь, что показалось тебе знакомым?
Берт старательно задумался. До Германа вновь стали долетать приглушенные блокатором знакомые эмоции – несмотря на внешнюю беспечность, Альберт сильно переживал и был не на шутку встревожен. Что его беспокоило, Герман мог лишь подозревать, но Берт не дал ему на это времени.
– Я хочу пойти туда, – уверенно заявил он и ткнул пальцем в узкий проход между стенами. Герман дернул его за рукав, тормозя, и пошел вперед. Переулочек вывел его на небольшую площадь перед крыльцом двухэтажного кирпичного дома с унылыми цветами в горшках на подоконниках первого этажа. Владельцы явно имели представление, как сделать свое жилище привлекательнее, но знанием дело и ограничилось. К дверному косяку прислонена не слишком чистая метла, а порожки в пыли. Стекла грязные, оттого и листики у цветков пожухли и опустились. Не слишком ровно приколоченная вывеска подтвердила предположения Германа.
– «Черная дыра», – вслух прочитал Берт и нахмурился. – Я здесь проснулся.
