Когда она закончила, в голове у Германа окончательно прояснилось.
– Спасибо! – поблагодарил он от всего сердца. – Ты мне очень помогла. Спасибо.
– Я не сделала ничего особенного пока. Просто хочу отплатить тебе за спасение. – Стефания как-то странно замялась, будто подбирала слова. – Есть кое-что, что ты должен знать. Перед поступлением, в тот день, когда мы с Ситри шли в училище, я видела в городе человека, похожего на Дженаро. Мы заблудились и попали в какой-то мрачный закоулок. Дженаро тоже пришел туда, его ждали двое в плащах, они принесли и отдали ему шпагу твоего друга, а он, кажется, забрал ее с собой. Но я не уверена, потому что не хотела вникать и ушла.
– Если Михель стер Берту память, то шпага оставалась единственным, что подтверждало его настоящую личность, – на одном дыхании прошептал Герман. – Тем более если на ней есть магическая печать. Раз Дженаро с этим связан, то, может, он и помог спрятать Берта в училище? Он преподаватель, ему было бы проще сделать это изнутри.
– Звучит логично. Я тогда не стала слушать дальше и поскорее ушла. Но теперь я почти точно уверена, что это была та самая шпага. И учитель Дженаро.
Стефания замолчала. Герман откинулся назад, упираясь макушкой в наружную стену общежития, и посмотрел на небо. В голове уже постепенно собирались кусочки мозаики и складывались в картинки.
Кто-то захотел избавиться от Альберта и создать ему новую личность. Если верить мастеру Арефию, заказчик нашел талантливого, но нечистого на руку менталиста, вот только что-то пошло не так и Берт не приобрел новую память, а потерял старую. Но кто-то состряпал фальшивые документы и запихнул Берта в самое закрытое учебное заведение Визании. Он рассудил довольно верно, после инициации до самого выпуска курсант становился собственностью Визании, а значит, не мог покинуть ее без разрешения. А еще в училище могла быть «крыса», о которой говорил Вальтер Гротт.
Герман совсем забыл о присутствии Стефании и запустил пальцы в каштановые кудри, взъерошивая их.
Из слов девушки выходило, что Дженаро забрал себе шпагу Берта, что, к слову, было очень глупо с его стороны. И если вспомнить, Гротт обмолвился, что знает человека, который очень любит оружие, и это связано с его родом деятельности. К тому же при встрече с Бертом на уроке Дженаро, хоть и видел его якобы впервые, словно уже знал его. Что-то подобное в его реакции точно проскользнуло.
Михель – исполнитель, двое из подворотни – может, это те двое северян, напавших на Стефанию в городе? Тогда все бы связалось воедино, но Стефания никак не желала вплетаться в общую канву. Дженаро не тянул на заказчика, значит, был кто-то еще.
Ищи, кому выгодно…
Все совсем запуталось, словно какой-то детали не хватало.
– Эта вещь тебе знакома?
Он открыл сумку и достал оттуда платяной мешочек, в который поместил найденное кольцо. Взял с собой, собираясь показать Гротту. Стефания протянула руку, но тут же отдернула, точно обожглась.
– Это… это принадлежит Леннарду!
Урок 8
Слежка – увлекательное дело, если, конечно, следят не за тобой
Проснулся Герман задолго до побудки. Возбужденный информацией мозг раз за разом прокручивал новые сведения, стараясь уложить их по порядку, но какие-то детали постоянно выпадали. Но интереснее всего то, что кольцо, принадлежавшее Леннарду Огюстосу, оказалось среди вещей менталиста Михеля, так что, возможно, заказчиком был Леннард. Он велел Михелю, над которым, кстати, мог взять опеку, как и говорил учитель Арефий, заняться Альбертом, а Дженаро просто помогал убрать концы. Так появилось нечто, что внезапно связало Стефанию с тем, что случилось с Альбертом.
Или, может, все-таки Эмилию?
Герман приподнялся, подоткнул подушку под спину и сел. За окном уже теплился рассвет, и предметы обстановки приобретали пока еще размытые очертания. В тишине слышалось сопение Берта с верхней полки, сквозь посвистывание и довольное похрюкивание Рене временами прорывался забористый храп Ситри. И только Стефания с противоположного угла слабо постанывала во сне.
Она беспокойно спала почти каждую ночь – это Герман заметил с первого дня их подселения. Не ворочалась, не металась, просто хныкала, и в комнате становилось невыносимо душно. Сперва ему даже казалось, что она не спала – Герману ли не знать, как тяжело возводить вокруг себя стены, – и давала волю слезам. Но вскоре понял, что ей просто снится что-то очень плохое. Вот и сейчас серая комната окрасилась прозрачно-мятными тонами непреодолимой тоски. Доброй щемящей тоски – спящий человек не способен испытывать злость. Раньше Герман не знал, откуда могла взяться такая печаль, но теперь начинал догадываться.
Он еще долго любовался проступающими из темноты контурами ее профиля, отблескивающими на свету, сочащемся из щели в занавеске, прядями и тонкой кистью, свисающей из-под одеяла. Кровать Стефании располагалась напротив, наискосок, и, если бы Герман лежал, ему бы мешал закиданный одеждой стул Берта.
Успело рассвести. Спина уже затекла, а до подъема осталось еще около часа. Герман оделся, заботливо подоткнул свисающее у Берта одеяло – друг спал, как всегда, беззаботно раскинув руки и ноги, насколько позволял узкий матрас общаговской койки. В своей прошлой жизни Альберт привык к простору, и эта привычка перешла в жизнь новую, доставляя своему хозяину массу неудобств.
Герман старался не шуметь, и у него это даже получалось, но все же к мятному привкусу во рту добавились недоверие и страх. Обернулся – Стефания не спала. Не меняя позы, она смотрела на Германа, словно испытывала. Он выдавил подобие доброжелательной улыбки – все-таки девушка застала его врасплох – и вышел из комнаты, прихватив по пути полотенце.
Одна из любимых фразочек Рене «меньше знаешь – крепче спишь» показалась Герману спасительной соломинкой от незнакомого чувства, захлестывающего его со вчерашнего дня. Чьи-то семейные скелеты – вовсе не та информация, которую Герман жаждал получить во время обучения в УВМД. Его интересовали история с ее политическими интригами и причинно-следственными связями, но никак не то, что его соседка – возможно, чудом спасшаяся принцесса одного из самых сильных военных миров Северного сектора. И никто, кроме него, об этом даже не догадывался.
«Знание – сила, – говорил наставник Арефий, – а сила – это ответственность!»
Холодная вода немного отрезвила, Герман даже не постеснялся и засунул под кран голову, стискивая зубы, когда тонкие струи затекли за шиворот.
Была ли она в действительности Эмилией или Стефанией, неважно. Если на нее охотились, а это наверняка именно так, ведь обеих принцесс официально объявили мертвыми, значит, ей грозила опасность. Разве он не должен защитить ее?
К моменту его возвращения все еще спали. Приятная сонная тишина окутала и его, вызывая приступ зевоты. Хотелось отложить все эти думы на потом и вздремнуть еще хотя бы полчасика, но Герман не мог позволить себе такую вольность.
