Отдав еще несколько поручений, Мадригайлов вернулся в машину и велел ехать на вокзал – пришло время вернуться в штаб и руководить военными действиями. Прикрыв уставшие глаза, генерал подумал: «Мы сообразили наладить производство хоть каких-то танков на время, пока не сможем вернуть в строй более-менее современные машины… Враг не намного дурнее нас – там тоже догадаются клепать не старое немецкое барахло, но что-нибудь посолиднее. Пускай не „леопардов“, но сильнее, чем „панцер четыре“… Чешская промышленность очень сильна, германская – тем более. Они нас удивят, надо быть готовыми к сюрпризам».
Впрочем, главком уже ничему не удивлялся.
Глава 6
Мчались танки, ветер подымая, наступала грозная броня
Архитектурное чудо Бриллиантовой Биржи – четыре небоскреба, связанных воздушными переходами, лежало в руинах, загромоздив проспект и засыпав обломками бетона соседние дома. Примерно в такую же гору развалин превратились заводы, выпускавшие прекрасные танки «Меркава», поэтому воевать приходилось на всяком старье.
Возглавлявший колонну «шерман» свернул вправо за два перекрестка до бывшей Биржи. Следующим пошел еще один «шерман», потом «центурион» командира сводного батальона. Карл замыкал ордер: ему, как резервисту, достался не лучший музейный экспонат – трофейный немецкий Pz. IV, захваченный у арабов то ли в 1947-м, то ли в 1967 году. Так и стояла железяка, пережившая много поколений своих владельцев, на площадке под Ершалаимом, но стали бесполезными «меркавы» и «тираны» – вот и вернули в строй наследство фельдмаршала Роммеля.
Просто чудо, что в первой, успешно парированной атаке из Иордании удалось захватить вражеские грузовики со снарядами нужного калибра – как считали офицеры разведки, аль-каидовские наемники сами собирались воспользоваться танками израильского музея…
Колонна загремела траками по проезжей части. На этой улице дома тоже были разрушены, но не так основательно, как в зоне самых ожесточенных боев. Большинство жителей покинуло Тель-Авив, эвакуированных размещали в приморских городах, к которым противник пока не проявлял интереса.
Заслоны противника встретили танкистов буквально через пару сотен метров. Из развалин с грохотом и воем полетели реактивные гранаты, выпущенные из ручных труб. Головному «шерману» кумулятивные заряды разнесли ходовую часть, одна граната ударила в корпус, но танк успел послать в стрелявших два осколочных снаряда. Со всех сторон выбегали обвешанные взрывчаткой придурки-смертники, вопившие «Аллах акбар!» Все танки и следовавшие за ними бронетранспортеры поливали улицу длинными очередями пулеметов, но кому-то из шахидов удалось прорваться сквозь потоки металла и, подорвав начиненные гексагеном пояса, отправиться прямо в рай к девственницам-гуриям.
Нападение смертников отбили ценой обоих передних «шерманов». После этого вперед пошла пехота, солдаты прочесали дома по пути колонны, примерно полчаса трещали очередями автоматические винтовки. Пехотинцы часто и умело выпускали сигнальные ракеты в сторону противника, указывая танкистам цели для пушечных выстрелов.
Так и продвигались они со скоростью черепахи-стайера, поддерживая друг друга огнем. Преодолев третий квартал, сеген Эстеркинд увидел в перископ Эмили – она была как будто невредима и деловито перезаряжала свой «Галил».
К железнодорожной станции, превращенной наемниками небесных агрессоров в настоящую крепость, они вышли к вечеру. Почти одновременно со стороны приморской части города прорвалась другая колонна ЦАХАЛа. Теперь их стало почти пять сотен пехотинцев при семи танках и четырех гаубицах.
Артиллерия разбила огневые точки в здании вокзала, но танковая атака сорвалась – вдоль улицы с западной стороны на них двинулись десятки траков, в кузовах которых стояли на самодельных станках тяжелые пулеметы, безоткатные пушки и пусковые трубы «катюш». Одновременно со стороны железной дороги устремились густые цепи вопящих фанатиков.
Начался ад, как позавчера, когда наемники рвались к порту. Танки, бронетранспортеры и пешие солдаты били из всех стволов, выкашивая ряды врагов, поджигая и разбивая вдребезги автомобили. Противник, не обращая внимания на потери, продолжал кидаться в атаки через быстро растущие завалы трупов. Очереди китайских и хорватских калашниковых, выстрелы ракетных снарядов не отличались организованностью, но неточность прицела компенсировалась плотностью огня. Израильтяне теряли солдат – одного за десятерых врагов – и танки. Загорелся командирский «центурион», потом один за другим были подбиты два Т-34 и последний «шерман».
Карл укрыл свой «панцер» между парой горящих танков и продолжал посылать снаряд за снарядом вдоль улицы. Пушка и пулемет превратили в обломки не меньше дюжины самоходных пулеметно-ракетных установок, прежде чем атака противника захлебнулась.
Выбравшийся из своего разбитого танка рав-серен Асаф Розен залез на броню и заколотил кулаком по броне. Карл открыл люк и осторожно выглянул, стоя на корточках на командирском сиденье. Рав-серен, то есть майор, свирепый потомок эфиопских евреев, презиравший «русских» переселенцев и остальных ашкенази, выглядел неважно – тяжело дышал и постанывал, часть его лица покрывал обширный ожог.
– Отходим, – пробормотал Розен. – Такими силами вокзал не взять. Подтянем артиллерию…
– Тем временем они перебросят по железной дороге еще десять тысяч орущих идиотов…
Сеген Эстеркинд понял, что продолжать не стоит: рав-серен не слышал возражений. Командир сводного батальона обмяк, потерял сознание и свалился бы с брони, не подхвати его девчонки из пехоты. Вытирая с лица грязный пот, тараш Кройтор озабоченно сообщила:
– В моем отделении два бойца остались. Двое убиты, пятеро ранены. Хорошо хоть, командование танки прислало на помощь…
– Какие танки, откуда танки? – переспросил Карл. – Все танки здесь, других нет…
Он замолчал, прислушиваясь. Действительно, нарастал знакомый гул моторов. Из-за развалин углового дома выполз Т-34, за ним – еще несколько. Танковая колонна нерационально развернулась и принялась методично долбить вокзал фугасными снарядами. После первых же попаданий часть здания обрушилась. Верхний люк Т-34 распахнулся, из башни выглянул черноусый здоровяк и замахал руками, словно призывая израильтян спешить в атаку.
Это было противоестественно, Карл вообще не понимал, как такое могло случиться. Но знаки, намалеванные на броне своевременно подоспевшей подмоги, принадлежали отнюдь не дружественному государству.
На второй день наступления, потеряв половину машин, рота Глебова сумела вклиниться в Польшу почти на тридцать километров. Местность южнее Беловежской пущи даже на карте выглядела неудачной для танковых прорывов, а реальность оказалась еще хуже. Танки завязли в лабиринте садов, каменных изгородей, добротных деревенских усадеб, кирпичных сараев и мельниц. Из-за каждого угла стреляли пулеметы, безоткатные пушки, гранатометы, за каждым забором и за домами могли прятаться танк или джип, переделанный в самоходную огневую точку.
Вчера утром остатки роты – четыре БТ и три Т-26 – при поддержке батальонов Ольховского и Васьковцова, перебив десяток джипов и бронированных грузовиков, вошли в эту мешанину естественных, искусственных и противоестественных препятствий. К полудню продвинулись едва ли на пять километров, потеряв по два танка каждого типа и с немалой убылью личного состава. В тыл отправили до сорока раненых, включая истекавших кровью полковника Васьковцова и майора Глебова.
