Советник-посланник мрачно заметил:
— Из разговоров в государственном департаменте следует, что американцы считают наше предложение неудачной шуткой.
Громыко посмотрел на него:
— Сомневаетесь, что мы сможем добиться нужного результата?
— Все против, так что принять решение способен только сам Рузвельт.
Игнатенко добавил:
— Но кто-то должен ему посоветовать это сделать. Те, кому он доверяет. Его личные друзья. Даже не помощники. А именно друзья!
— Надо обратиться к жене президента, — раздумчиво произнес Громыко. — Где сейчас находится Элеонора Рузвельт?
В коридоре секретарь партийной организации посольства Новиков остановил Валентина Рожкова, помощника Громыко:
— Я, может, еще не знаю местных правил… Но почему посла отправили на какую-то встречу одного?
— Он нам не докладывает, куда направляется, — объяснил Рожков. — Он посол.
— Поинтересуйтесь! — наставительно сказал Новиков.
— Не положено, — кратко ответил Рожков.
— Я как партийный работник знаю: нет для советского человека такой формулы — не положено. А вдруг он в беду попадет? Провокацию устроят, и все…
— Ну хорошо. — Помощник посла не знал, как ему поступить. — Андрей Андреевич на встрече с женой президента. Но это должно оставаться тайной. Беседа на крайне деликатную тему.
— А, ну тогда понятно, — озабоченно произнес Новиков и ушел.
В Белом доме у Элеоноры Рузвельт
Советскому послу устроили встречу с женой президента Рузвельта.
— Наши общественные организации хотели бы организовать в Вашингтоне выставку. Необычную. Лишь поэтому я и рискую попросить вас о помощи.
Громыко разложил на столе большие фотографии — снимки мертвых детей.
— Это дети, убитые немцами на советской территории.
— Боже мой, — сказала потрясенная Элеонора Рузвельт, — конечно же я помогу организовать эту выставку. Все должны увидеть, какие немцы преступники.
В детстве она была стеснительным и одиноким ребенком. В политической жизни расцвела. Она ездила по стране, беседовала с людьми, не боялась проблем. Врагов встречала с открытым забралом. Элеонора училась летать, хотела стать пилотом. Она была смелой женщиной. Отказалась от охраны, которую обеспечивала секретная служба.
Рузвельт не сердился на жену за резкость ее высказываний, потому что знал, что чаще всего она оказывалась права, и редко пытался ее остановить. Однажды сказал ей:
— Америка — свободная страна. Говори, что думаешь. Я всегда вывернусь. Весь мир знает, что я не в состоянии тебя контролировать.
Будучи первой леди, она старалась сама зарабатывать на жизнь. Вела колонку в газетах. Читала лекции. Выступала по радио. Довольная, писала подруге: «Я зарабатываю столько же, сколько Франклин». Элеонор сама оплачивала свои счета. Одевалась с достоинством, носила только американское. В отличие от модниц не заказывала туалеты за границей.
Она разглядывала принесенные Громыко снимки, и слезы выступили у нее на глазах:
— Где все это происходит?
— На Украине, — объяснил Андрей Андреевич, — это советская республика, которая по численности населения и по размерам больше многих европейских государств. Часть Украины была оккупирована немецкими войсками и разграблена.
— Почему я об этом ничего не знала?
— У украинцев не было возможности рассказать о себе. Сейчас создается Организация Объединенных Наций. И мы хотим, чтобы Украина получила право вступить в нее. Но не встречаем понимания.
Кто такой конгрессмен Фрэнсис?
Помощник посла Валентин Рожков появился в двери:
— В приемной главный редактор газеты «Дейли ньюс».
Громыко задумчиво посмотрел на него:
— Опять станет задавать каверзные вопросы?
— Нет, сегодня он в отличном настроении, — улыбнулся помощник посла.
Экспансивный редактор тряс послу руку:
— Я хочу сердечно поблагодарить вас за помощь! Наши корреспонденты прислали первый репортаж из расположения частей Красной армии.
— Будем читать, — осторожно откликнулся Громыко.
— А у меня еще одна просьба. Я хочу взять интервью у маршала Сталина.
— Товарищ Сталин — верховный главнокомандующий воюющей армии и глава государства. Он очень занят.
— Но иногда же он дает интервью!
— Редко.
— Позвольте напомнить вам, что я редактирую главную газету страны, к нам прислушивается вся Америка и даже президент Рузвельт.
— Даже президент? — Громыко позволил себе легкое сомнение.
— Мою газету он читает первой! — уверенно ответил редактор. — И воспринимает наши оценки и советы!
— Я работаю здесь не первый год. Нет ощущения, что президент Рузвельт нуждается в чьих-то советах, — мягко заметил советский посол.
— А вот и нуждается, — ухмыльнулся главный редактор. — Он прислушивается к жене, к адмиралу Джонсу и к конгрессмену Фрэнсису, чья племянница теперь работает в Белом доме. И к моей газете.
— Ну что же, — сдался Громыко, — обратитесь с официальной просьбой к товарищу Сталину об интервью. А я перешлю ее в Москву, сопроводив своими благожелательными комментариями.
Когда редактор ушел, Громыко вызвал Игнатенко:
— Вам что-нибудь известно о конгрессмене Фрэнсисе? Что он за человек? Какие у него взгляды?
Из кабинета Андрей Андреевич перешел в свою служебную квартиру. Сказал жене:
— Одевайся! Мы едем в оперу!
— Что случилось? — удивилась она. — Я уж и не помню, когда мы в последний раз были в опере.
— Я внезапно ощутил любовь к оперному искусству, — признался Громыко.
Настроение у него было превосходное.
Они оказались в одной ложе с пожилой парой: это были конгрессмен Фрэнсис и его жена.
— Господин посол! — приветствовал он Громыко. — Могу ли я осведомиться, как дела на фронте?
— Сейчас идут бои за освобождение Белоруссии.
— А вы знаете, что родители моей жены из Витебска?
— Неужели! — поразился Громыко. — Так мы с вашей супругой земляки. Мы с женой тоже из Белоруссии.
— Говорят, Белоруссия сильно разрушена.
— Разрушено очень многое, — подтвердил Громыко. — И сейчас в Москве задумались о том, как ее восстанавливать.
— Чем помочь? — поинтересовался Фрэнсис. — Я спрашиваю искренне. Я-то родом из Греции. Греки и русские всегда помогали друг другу. Тем более что мой соотечественник Аристотель Оазис попросил вам всячески содействовать. А его слово для меня важно, он, знаете ли, становится важной фигурой.
