Отдельный подъезд был выделен для наркома и его заместителей. В подвале оборудовали столовую, завели собственные ателье, парикмахерскую и прачечную. Здесь дипломаты оставались до 1952 года, когда министерству иностранных дел передали высотную новостройку на Смоленской площади, где дипломаты находятся и поныне.
Андрей Андреевич Громыко вылез из машины и невольно посмотрел вверх. С нового здания министерства иностранных дел только что сняли леса, и внушающая почтение высотка на Смоленской предстала во всей красе.
— Переезд идет полным ходом, — сообщил его новый помощник. — Включили все двадцать восемь лифтов.
Громыко хотел подняться по ступенькам. Помощник остановил его:
— Вам в другой подъезд, Андрей Андреевич.
Сотрудник секретариата докладывал Андрею Андреевичу:
— Две недели назад наш генеральный консул в Пекине Сергей Леонидович Тихвинский получил от китайских властей приглашение на церемонию, целесообразность участия в которой вызывала у него сомнения. Он запросил центр, как ему быть. Вы распорядились ответить, что генконсул может присутствовать на церемонии, но не должен выдвигаться на передний план.
Громыко кивнул:
— Я помню.
Сотрудник секретариата сообщил:
— Генеральный консул доложил, что точно исполнил указание центра — попросил китайцев выделить ему место во втором ряду.
На лице Громыко появилось выражение, которое при некотором воображении можно было принять за улыбку:
— Что ж, это свидетельство образцовой исполнительности. Я запомню это достоинство товарища Тихвинского.
Не постучав, в кабинет Громыко буквально влетел новый заведующий отделом министерства Новиков:
— Уже знаете? — Его лицо было возбужденно-радостным. — Молотов освобожден от должности министра иностранных дел. Министром назначен наш Андрей Януарьевич!
Лицо Новикова расплылось в искренней и счастливой улыбке.
Громыко вошел в хорошо знакомый ему кабинет. Теперь здесь расположился новый хозяин. Вышинский вальяжно сидел в кресле. Сознание собственной значимости читалось в его позе и выражении лица.
— Поздравляю с назначением, Андрей Януарьевич!
Вышинский с достоинством кивнул. Ему нравилось принимать поздравления.
Сталин на ХIХ съезде сделал его еще и кандидатом в члены президиума ЦК. Так Вышинский оказался на олимпе. Отныне был избавлен от всех бытовых хлопот. Ему полагалась охрана. Возле его приемной дежурил офицер-чекист. Еду Вышинскому привозили в запечатанных судках.
Люди из министерства госбезопасности взяли на себя заботу и обо всех хозяйственно-бытовых проблемах семьи. Не надо было думать ни о хлебе насущном, ни о пополнении гардероба. Любые продукты, которые давно отсутствовали в советских магазинах, доставлялись из столовой лечебного питания министерства госбезопасности. Достаточно было продиктовать обслуживающему персоналу, что именно нужно, — и всё привозили на дом. За это отвечало главное управление охраны министерства госбезопасности.
Вышинский собрал коллегию министерства.
Приказал помощнику:
— Вызовите Семенова.
Помощник встал и подошел к секретарю, передал распоряжение министра. Она сняла трубку и сообщила дежурному по европейскому отделу:
— Семенова — срочно к министру!
Пока тот дошел до зала заседания коллегии, Вышинский уже забыл, зачем звал. Когда появился заведующий европейским отделом, с удивлением посмотрел на него. Спросил у помощника шепотом:
— Не помните, какой у меня был к нему вопрос?
— Я и не знаю, — ответил помощник. — Вы мне не сказали.
Вышинский махнул рукой:
— Семенов, вы всю работу провалили! Я понимаю почему. К Громыко ходите, а с министром даже не советуетесь. Вы ничего толком и делать не можете, вы только детей умеете делать!
У Семенова действительно было много детей, и он резко ответил:
— А у вас, Андрей Януарьевич, это плохо получается, вот вы и злитесь.
Вышинский был настолько ошарашен, что не нашелся как ответить.
Зазвонил аппарат правительственной связи. Вышинский снял трубку. Услышав первые слова, встал:
— Конечно! Жду!
Радостно пояснил членам коллегии:
— Сейчас буду говорить с товарищем Сталиным.
Если звонил вождь, всем полагалось немедленно покинуть кабинет. Члены коллегии вскочили со своих мест и бросились к двери, чтобы оставить министра одного. Но дверь узкая, все сразу выйти не могли. Тому, кто протискивался последним, своим громким прокурорским голосом Вышинский многозначительно заметил:
— Я замечаю, что, когда я говорю с товарищем Сталиным, вы стремитесь задержаться в кабинете.
Тот вылетел пробкой…
В этот момент министра соединили с вождем.
— Здравствуйте, товарищ Сталин!
Поговорив, Вышинский вытер платком вспотевшее лицо и распорядился:
— Мне нужен Громыко.
А у себя в кабинете Андрей Андреевич тоже беседовал по телефону. Нечто вроде улыбки появилось у него на лице:
— Это я вам говорю как ученый, который пишет диссертацию и намерен стать доктором экономических наук.
В кабинет вошел помощник:
— Вас ищет Андрей Януарьевич!
Они вместе поехали в Кремль. Встретивший их офицер повел по коридору в сторону приемной Сталина. Вышинский хотел произвести впечатление на Громыко, показать, что в коридорах власти он свой:
— Мне тут рассказывал Николай Сидорович Власик… Снисходительно пояснил Андрею Андреевичу:
— Начальник охраны товарища Сталина… В Новый Афон, где отдыхал товарищ Сталин, приехал товарищ Берия. К обеду подали молодое вино. Товарищ Сталин, рассказывал Власик, велел хранить вино при температуре не ниже тринадцати — пятнадцати градусов. А его переохладили. Разлили вино, пригубили, и товарищ Сталин возмутился, что его замечания не приняты к сведению. Власик мне говорит: «Не знаю, как сердце выдержало, думал, сознание потеряю. Трое суток заснуть не мог».
Вышинский наставительно посмотрел на Громыко:
— Вот что значит настоящая преданность вождю… Министр удивился:
— А кстати, где же Николай Сидорович?
Сопровождавший дипломатов офицер управления охраны, не поворачивая головы, вполголоса ответил:
— Вчера отбыл в Асбест.
— Куда? — не расслышал Вышинский.
Офицер с тем же неподвижным выражением лица пояснил:
— В город Асбест. По новому месту несения службы. Генерал-лейтенант Власик назначен заместителем начальника Баженовского исправительно-трудового лагеря.
