Но чиновники, отвечавшие за Афганистан, были заинтересованы в том, чтобы сотрудничество постоянно расширялось. Афганцы умели быть благодарными — дарили подарки, вручали ордена, принимали по-царски. В Кабул ездили с удовольствием — пожить на вилле, отдохнуть; и уезжали не с пустыми руками.
Кремль. Кабинет Брежнева
В кабинете Брежнева сидел начальник кремлевской медицины академик Чазов.
Леонид Ильич упрекнул его:
— Евгений, почему ты мне ничего не говоришь о здоровье Андропова? Мне сказали, что он тяжело болен и его дни сочтены. Я видел, как он у меня в гостях не пьет, почти ничего не ест, говорит, что может употреблять пищу только без соли.
Чазов дипломатично ответил:
— Андропов действительно тяжело болен. У него проблема с почками, поэтому ему еду готовят без соли. Пьет он только чай или минеральную воду. Но наше лечение позволяет стабилизировать его состояние, и Юрий Владимирович вполне работоспособен.
— Работает он много, — согласился Брежнев, — но вокруг его болезни идут разговоры, и мы не можем на них не реагировать. Говорят, что Андропов обречен. А мы на него рассчитываем… Ты должен четко доложить о его возможностях и его будущем.
КГБ. Кабинет Андропова
Юрий Владимирович Андропов позвонил Чазову. Председатель КГБ был очень встревожен, фактически просил академика о помощи:
— Я встречался с Леонидом Ильичом, и он меня долго расспрашивал о самочувствии, о моей болезни, о том, чем он может мне помочь. Видимо, кто-то играет на моей болезни и под видом заботы хочет представить меня тяжелобольным, инвалидом. Я прошу вас, Евгений Иванович, успокоить Брежнева и развеять его сомнения и настороженность в отношении моего будущего.
Едва он закончил разговор, вошел дежурный секретарь:
— Прибыли товарищи из разведки.
Андропов кивнул. Вошли начальник внешней разведки Владимир Александрович Кружков и его заместитель Калиниченко.
— Давайте посмотрим, что у нас с Афганистаном, — сказал председатель КГБ. — Нам нужно продемонстрировать решительность и смелость, чтобы всем была ясна наша сила и наши возможности.
МИД. Кабинет Громыко
К Громыко попросился на прием первый заместитель министра внутренних дел Заботин.
— Андрей Андреевич, вы знаете — я профессиональный партийный работник. Много лет работал вторым секретарем московского обкома. В МВД меня перевели неожиданно, поручили, в частности, помогать афганским товарищам. И я не вылезаю из Кабула. Хотел посоветоваться.
— Я вас слушаю.
— Меня тревожит не то, что правящая партия в Афганистане расколота на две фракции. Это полбеды. А вот то, что и между нашими работниками в Афганистане нет единства, — это беда. Партийные советники считают, что надо работать с фракцией «Хальк», которая фактически стоит у власти. И у меня такое же мнение. А представители комитета госбезопасности поддерживают фракцию «Парчам» и лично Бабрака Кармаля.
— Кармаля же фактически отстранили от власти и отправили послом в Прагу, — заметил Громыко.
— Но чекисты считают, что именно он должен руководить страной. И намерены сделать все, чтобы он вернулся.
— А как ведет себя Тараки? — поинтересовался Громыко.
— Тараки не любит и не хочет работать. Страной руководит Хафизулла Амин. Он прекрасный организатор, но жестокий человек. Казнит и виновных, и невиновных.
— Восток! — заметил Громыко. — Там такие традиции. Когда приходит новое руководство, оно прежде всего лишает жизни своих предшественников.
— Ситуация такова, — подвел итог Заботин. — Реальная власть в руках Амина. Чекисты хотят его заменить — любыми средствами. Партийные советники придерживаются прямо противоположного мнения: надо поддерживать Амина. И с ним работать.
— Спасибо за информацию, — сказал Громыко. — Неплохо было бы вам изложить свою позицию в министерстве обороны.
Кремль. Кабинет Брежнева
Громыко расположился напротив Брежнева. Леонид Ильич пребывал в отличном настроении. Вошел дежурный секретарь:
— Извините, но Дмитрий Федорович Устинов хочет поговорить.
Леонид Ильич нажал кнопку пульта с надписью «Устинов».
— Слушаю тебя.
— Дорогой Леонид Ильич, — начал министр обороны.
Брежнев его перебил:
— «Дорогой», а ехать на матч не хочешь. А сегодня в Лужниках ЦСКА играет, твоя команда, между прочим.
Устинов стал объяснять:
— Не могу, Леонид Ильич. Я принимаю министра обороны Афганистана.
— Пошли ты его, — улыбнулся Леонид Ильич. — Вот Костя (Черненко) едет, а ты… Ну ладно, в другой раз.
Брежнев, нажав кнопку, отключил министра обороны и сказал Громыко:
— Замечательный человек Дмитрий Федорович. Классный специалист промышленности и министр. Но прежде всего человек, друг замечательный.
Громыко вернул Брежнева к текущий делам.
— Леонид Ильич, в афганском городе Герате восстание. Это крупный город. К мятежникам присоединились части гератского гарнизона, там убит один из наших военных советников.
Генеральный секретарь сразу поскучнел:
— Мне уже доложили.
— Афганское руководство просит прислать наши войска, — продолжал Громыко. — Но ввода наших частей хотелось бы избежать.
Брежнев поморщился:
— А Устинов говорит: «Американцы не боятся шуровать у нас под носом: Персидский залив, Иран. Почему же мы должны осторожничать и терять Афганистан?»
Громыко пояснил:
— Конечно, Афганистан отдавать нельзя. Но ввод войск приведет к серьезной напряженности в международных отношениях и помешает проводить твою миротворческую политику.
Леонид Ильич согласился:
— Да, нам сейчас не пристало втягиваться в эту войну.
Кремль. Комната заседаний политбюро
Машина начальника генерального штаба маршала Огаркова въехала через Спасские ворота и остановилась у подъезда Совета министров. Двое чекистов — слева рядовой, справа офицер — проверили его документы. Огарков оставил шинель и фуражку в гардеробе. По широкой лестнице поднялся на второй этаж. По длинному коридору пошел направо. У него еще раз проверили документы. В конце коридора маршал свернул налево и попал в большую комнату, где собрались все, кого пригласили на заседание политбюро.
Брежнев — единственный — был без галстука, в мягкой шерстяной рубашке. Заседание шло долго, и появились официанты. Перед членами политбюро поставили бутерброды с белой и красной рыбой, с красной и черной икрой. Приглашенных угостили бутербродами с колбасой и сыром.
Маршал Огарков высказался против использования советских войск в Афганистане:
