Однажды они дня два не разговаривали, после того, как Давид попытался немножко, без особенного энтузиазма, заступиться за охотников и с того времени пришел к выводу, что в их отношениях эта тема под запретом – «табу».
И вот сейчас, наблюдая за этими людьми, грязными, уставшими, обожженными солнцем и покрытые пылью, глотающие одно холодное пиво за другим, стараясь «очаровать» бармена своим рассказом, как они преследовали в течение недели раненного в бок носорога, ему стали понятны причины, по которым Надия ненавидела их. С подобными разновидностями рода человеческого она прожила бок о бок с самого детства и, наверное, тысячу, а то и более раз, слышала подобные истории, повторяемые при каждом удобном или неудобном случае.
Говорили громко, стараясь втянуть в разговор и Давида, расширив, таким образом, необходимую аудиторию, без которой рассказ об их подвигах настоящих и мнимых не имел бы никакого значения, но он предпочел игнорировать их, удалиться, поскольку сразу же почувствовал в их словах и жестах ту агрессивность, всегда нервирующую его, то желание говорить все больше и больше, и все более громким голосом, стараясь заглушить соперника, хотя это и приводило к тому, что начинали говорить все больше и больше глупостей, и все более громким голосом, порой срывающимся на крик, и тоном авторитарным, не допускающим никаких возражений.
В этом мире охотников разных было более чем достаточно, и Давид инстинктивно избегал встречи с ними, преследуемый каким–то непонятным, нездоровым чувством страха: охотники за деньгами, охотники за женщинами, охотники за теми, кто превысил скорость, охотники за культурой… и все они имеют обыкновение громким голосом, чтобы быть услышанными как можно дальше, рассказывают о своих убитых «носорогах», о женщинах, с которыми удалось переспать, о своих хитростях и о том, сколько им пришлось испытать, пройти, пробежать… и о своих глубоких знаниях в области литературы, живописи или науки.
Рядом с такими людьми Давид ощущал себя, словно загнанная дичь – этакая разновидность мечтателя, представитель «аудиториус перфектибус», кто, будучи пойманным, способен выдерживать в течение часов беспрерывную болтовню, не проявляя при этом признаков смелости и воли, чтобы решительно развернуться и уйти или послать болтуна–оппонента к чертовой матери.
И то была самая ненавистная черта его характера – эта неспособность взбунтоваться и его бессилие пред чужим хамством, его страх пред тем, что грубое слово может ранить себе подобного, кто бы он ни был этот «себе подобный».
И в тот день, когда ему удастся переступить через самого себя, превозмочь свои страхи и сомнения или в тот день, когда он сможет стать ироничным или … более простым по отношению к другим …, сможет не теряться, столкнувшись с чужой иронией – этот день станет для него переломным, потому что сумеет сделаться тем, кем никогда не был – типом довольным самим собой, и почувствует, что у него получилось изменить свой характер так, как оно всегда этого хотел, и как ему это нужно было сделать.
– Дело в том, что ты чрезвычайно положительный, – неоднократно повторяла Надия, – слишком хороший и потому тебя принимают за глупца и за человека бесхарактерного… Воспротивься этому, взбунтуйся! Дай понять им иногда, что и можешь быть таким же…
– Начать с тебя?
– Почему бы нет? Думаешь, это многое изменит? Полагаешь, что какой–нибудь наш спор чуть ли не до драки приведет к тому, что я перестану любить тебя?
– А может наоборот – сделает так, что полюбишь еще больше?
– Мало вероятно…
– Ну, тогда оставим все как есть… Не смогу я это изменить… Никогда у меня не получится!
Но вот сейчас, сидя в том баре, слушая и не слыша разглагольствования тех охотников, Давид спрашивал себя: а неужели и в самом деле у него не получится измениться или … наоборот, он уже начал меняться.
Сейчас он в полной мере ощущал, как наполняется ненавистью, такой ненавистью, какую никогда до этого ни при каких обстоятельствах не испытывал, ненавистью, позволяющей ему, наверное первый раз в жизни, быть жестоким и безжалостным по отношению к тем, кто отобрал у него Надию.
Он спросил себя: а сможет ли убить человека?, но готового ответа пока не было, хотя и понимал, что очень скоро найдет ответ и на этот вопрос, потому что рано или поздно наступит такой момент в его жизни, когда придется взглянуть в глаза реальности. Надия была похищена людьми, для которых ни жизнь, ни смерть не имели особенного значения и вполне возможно, что возникнет такая ситуация, при которой перед ним встанет выбор: либо убить, либо умереть самому.
И когда это произойдет, когда выбор потребуется сделать в считанные секунды, нужно быть уже готовым и нужно понимать, что тот вред, который он может нанести врагу, всегда будет меньше, чем вред, который враг нанесет ему.
Игнорировать этот простой факт – значит обманывать самого себя и это не приведет ни к чему хорошему и единственное, что пугало его в этой ситуации – это не понимание того, что подобная нерешительность есть следствие его природной доброты и болезненной робости, на что в свое время указывала Надия, или полное и абсолютное отсутствие характера.
Было даже время, когда он собирался обратиться к психотерапевту в надежде, что кто–то иной при помощи разных научных знаний разрешит эту проблему за него самого, но… потом передумал, решив, что на самом деле и не было особенной необходимости менять что–то, становиться более жестким, начинать формировать новую личность, с которой придется постоянно бороться.
Если в течение многих лет он умудрялся жить в мире с самим собой, то зачем что–то вообще менять?..
Но теперь все изменилось само собой. Совершенно изменилось. Теперь в его жизни появилась Надия.
Он сидел на краю леса и равнодушно наблюдал за тем, как солнце садится. Когда колонна приблизилась к этому месту и остановилась, он обратился к суданцу:
– Вот там шоссе, а дальше река Чари… Очень густо заселенная зона…
– Я знаю.
– Между Форт Арчембо и Форт–Лами очень оживленное движение. Грузовики на дороге, пироги и плоты на реке…
– Перейдем ночью…
Амин указал на измученных длительным переходом пленных, попадавших без сил на землю, среди высокой, сухой травы.
– Лучше завтра ночью… Придется идти очень быстро, чтобы рассвет не застиг где–нибудь на подходе реке.
– Не нравится мне это место… Могут заметить и донести в Буссо.
Амин жестом указал на двух мальчиков, шедших в конце колонны.
– Не выдержат ритма… Останутся на дороге.
Сулейман Р.Ораб посмотрел на караван.
– Предпочитаю потерять двоих, чем всех, – ответил он и отвернулся. – Раздать еду и отдыхать, – приказал он своим людям. – Через два часа выходим.
Послышалось недовольное бормотание, но после того, как он многозначительно щелкнул кнутом, все замолчали.
– Тихо! – закричал он. – Будем идти всю ночь и кто отстанет, тому перережу горло. Всем ясно? Не позволю, чтобы кто–нибудь отстал. Стисните зубы и ускорьте шаг, иначе… это будет последняя ночь в вашей жизни…
