Жажда мучила его все сильнее и сильнее. Подобрав камень с углублением, он помочился на него, подождал, пока моча остынет, и прополоскал рот. После этого пошел по большому кругу, уверенный в том, что рано или поздно пересчет линию ее следов. Когда же он наткнулся на них, с удивлением обнаружил, что шла она на север, вглубь пустыни.
– Вот дурра–то!.. – пробормотал он. – Уходит все дальше и дальше в пески.
Некоторое время он сомневался, стоит ли вообще преследовать ее, может быть лучше развернуться и идти на юг, туда, где начинается степь и где можно найти воду. Осмотрелся по сторонам, ища ориентиры, порылся в памяти и вспомнил, что в двух днях пути на север должен находиться оазис Эми–Хазааль, а еще дальше, на северо–восток, колодец Сидиэль–Нумия…
Добравшись туда, он мог подождать, пока мимо не пройдет какой–нибудь караван, присоединиться к нему и таким образом вернуться в Гереду.
Но это будет еще два дня без воды… И два дня, если он решит идти на юг.
Первый раз за все время, с момента их побега, он почувствовал страх. Пустыня была слишком огромна и могущественна даже для него, кто, не моргнув глазом, мог встретить любую опасность. Его окружала великая Сахара, а все что у него было: короткий нож и невероятная сила воли – не так уж и мало при других обстоятельствах, и не так уж и много в этих песках.
Если идти вперед, то можно было заблудиться и не найти колодец, а следовательно, умереть от жажды – смерть ужасная и медленная. Вернуться без Надии, без оружия и денег – признать поражение, что будет преследовать его всю оставшуюся жизнь, потому что после этого никакой торговец рабами не согласится доверить ему караван, зная, что он предал самого Сулеймана.
– Ладно…– пробормотал он. – Не позволю, чтобы насмехались надо мной.
И пошел по следам на север. Шел все утро, не поднимая глаз от земли. Остановился всего пару раз, когда наткнулся на нору пустынной крысы.
В первой никого не было, хоть и копал при помощи ножа яростно и так глубоко, как смог, но во второй ему повезло – он поймал двух детенышей, что неистово извивались и истошно визжали, стараясь укусить его. Он отсек обеим головы и жадно пил их кровь, а потом продолжил путь, и, пока шел, освежевал, разрезал на куски и съел сырыми.
Эта еда подкрепила его силы, и он ускорил шаг, и шел так часа два, пока вдруг не поднял голову и не разглядел вдалеке силуэт всадника.
Они увидели друг друга одновременно и, не шевелясь, некоторое время стояли и наблюдали друг за другом. Потом всадник сделал несколько осторожных шагов вперед. Амин узнал одного из погонщиков Сулеймана. Поперек его седла лежало длинноствольное ружье. Убедившись, что Амин не вооружен, он громко вскрикнул, стегнул своего верблюда и кинулся в погоню.
Инстинктивно Амин бросился бежать от него, но через несколько метров понял безуспешность любой попытки спастись, опустился на землю и стал ждать, пока бедуин не приблизится к нему.
– Дай мне воды, – попросил он.
Тот протянул ему свою хирбу.
– Не стоит расходовать воду. Сулейман ждет тебя.
– Нашел девчонку?
– Нашел, нашел…
Напившись, он вернул погонщику флягу.
– Вставай… Пошли и не вздумай что–нибудь сделать.
– Почему не пристрелишь меня здесь же.
– Полагаю, что Сулейман припас для тебя что–то получше… Да и нам развлечься не помешает…
Не спеша двинулись в сторону лагеря – Амин впереди, погонщик на верблюде позади, не спуская с него настороженного взгляда. Спустя некоторое время вдалеке, у горизонта, показалась фигура второго всадника. Бедуин, шедший за Амином, сорвал с головы тюрбан, размотал его и принялся размахивать особым образом, сигнализируя другому всаднику – язык знаков, похожий на флажный семафор на флоте. Тот в свою очередь также начал размахивать тюрбаном, но эти сигналы уже предназначались третьему всаднику, находящемуся где–то за линией горизонта. И с наступлением вечера все четверо пришли к тому месту, где их ждал торговец.
Сулейман встал и, указав на Амина, приказал:
– Нож у него заберите.
Четверо спешились, обезоружили негра и швырнули его на землю. Суданец почувствовал себя более уверенно, подошел сбоку и тяжелым ботинком ударил его под ребра.
– Я ж тебя предупреждал, чтобы ты даже не пытался этого делать, вонючий негр, – прошипел он. – Нет на свете такой женщины, из–за которой можно было бы так рисковать… – он указал рукой на Надию, что сидела в отдалении и исподлобья наблюдала за происходящим. – Посмотри на нее! Это не та женщина, чтобы наслаждаться ею здесь, посреди грязной пустыни, прямо на земле, среди колючек и камней. Ее нужно хорошенько отмыть, смазать благовониями и потом положить на широкую постель с белоснежными простынями…
Видишь, что она сделала с тобой? Чуть–чуть ослабил хватку и она тебя обманула. Думаешь, она следовала бы за тобой всю жизнь, дурак?
– Я не дурак, – зло сверкнул глазами Амин. – Она стоит в два раза дороже, чем то, что ты сказал нам. Я потом продал бы ее.
– Вот это да! Хороша пара мошенников! – рассмеялся Сулейман. – Она клянется тебе в любви, чтобы сбежать, а ты обещаешь освободить ее с тем, чтобы перепродать, – и, обернувшись к Надие, продолжил, ухмыляясь. – Видишь, черная, это я снаружи такой злой, но в глубине души я, все же, лучше, чем он…
Бережно спрятал свою трубку в кожаный мешок. Облокотившись на верблюда, что возмущенно начал фыркать, молча смотрел на сидящего на земле негра, размышляя над чем–то.
– Заткнись, сволочь! –зло пнул ногой животное и, обратившись к своим людям, спросил, не спуская глаз с Амина. – Какое наказание заслуживает человек, предавший своего господина, обокравший его и переспавший с его лучшим товаром?
Бедуины молчали. Все знали ответ.
– Хорошо!– произнес Сулейман. – Отрежу тебе яйца и выколю глаза. Так я исполню свое обещание. Но, чтобы ты не говорил, будто я человек плохой, отпущу тебя потом. Сможешь идти на все четыре стороны.
– Лучше убей!
Суданец ухмыльнулся.
– Это будет слишком просто для такого, как ты, черный. Слишком просто! А еще я оставлю пару литров воды, чтобы у тебя было достаточно времени бродить слепым по пустыне, вспоминая меня и раскаиваясь в содеянных тобой грехах… Может быть, таким образом ты сможешь вымолить себе прощение и попадешь в рай.
Видя, как он извлек из–за пояса острую, как бритва, гумийю, Амин кинулся было бежать, но бедуины набросились на него и прижали спиной к земле. Сулейман приблизился, поигрывая ножом:
– Не дергайся. Больно не будет. Я очень ловко делаю эту операцию. Лучше лежи тихо.
Одним движением он распорол штаны Амина, запустил в разрез руку, нащупал мошонку. Ножом сделал продольный разрез на коже, порылся внутри окровавленными пальцами и сделал еще два коротких режущих движения.
