Я сразу же возобновила лечение этой женщины с помощью медикаментов, но трудные роды и страдания из-за разлуки с горячо любимым братом и сыном погубили ее. Мы сделали все возможное, чтобы спасти ее, она угасала у нас на глазах и вскоре умерла.
Женщина-врач обвела взглядом своих посетителей. Никто из них не двигался и не проронил слова после испуганного возгласа Фиделя.
– Я считала, что сама во всем виновата, – тихо продолжала она. – Меня мучила память об этой несчастной молодой женщине. Тогда я решила уйти из госпиталя, но меня уговорили остаться. Потом случилась революция. В ту ночь, когда солдаты ворвались в госпиталь, я не дежурила. Они арестовали всех пациентов и часть персонала и увезли их – одному Богу известно куда. Потом нам сказали, что всех их убили. Ни о ком из них я больше ничего не слышала и никого из них больше никогда не видела.
Я была предупреждена, что меня разыскивают из-за Королевской крови моей матери. В отчаянии я решила сама сдаться им, но один очень дорогой мне человек убедил меня, что я не имею права лишать себя жизни, а должна посвятить ее тому, чтобы делать добро другим людям. Но чтобы оставаться в живых, мне необходимо было изгнать из своей памяти прошлое. Я так и сделала. Я и мой друг улетели на другую планету. Мы стали мужем и женой, я сменила свое имя и запретила себе думать о прошлом, но мне пришлось вспомнить о нем, когда к власти пришел молодой король. – Умирающая перевела свой взгляд на послушника, как будто он один мог понять ее. – Несколько месяцев назад я поняла, что умираю, и тогда меня стали неотступно преследовать сны, в которых мне являлись несчастная женщина и ее сын. Я видела ее сына в своих снах не тогдашним младенцем на чужих руках, а взрослым мужчиной. Где-то позади него сиял свет, и тень от этого человека отягощала мне душу. А сам он молча стоял передо мной и, казалось мне, своими вытянутыми вперед руками преграждал мне путь в иную жизнь. Я не могла бы спокойно умереть, не примирившись с ним. Другого пути помочь ему нет. Ведь из всех, кто знал тайну его рождения, я единственная осталась в живых.
– Но должны существовать госпитальные записи, – сказал Фидель.
– Мы фальсифицировали их, – ответила умирающая. – Так велел ее брат, а он обладал достаточным влиянием и властью, чтобы проверить, выполнят ли его волю. Это прегрешение было невелико, – она слабо улыбнулась. – Мы просто написали в графе «Имя настоящего отца» – неизвестно. Мы сделали так ради нашей пациентки, а не ради ее брата. Если бы кто-то узнал правду, ей грозила бы страшная опасность. Записи были уничтожены, а все, кто знал правду, исчезли в ту ночь, когда произошла революция. – Женщина тихо вздохнула и обернулась к архиепископу. – Ваше преосвященство, я хочу… я должна… сказать вам правду. Я должна назвать вам имя… Никому еще я никогда не говорила этого, только настоятельнице на исповеди. Она убедила меня открыть вам эту тайну.
Теперь умирающая смотрела на настоятельницу, которая кивнула ей в знак согласия. Фиделю пришла в голову мысль, в реальность которой он отказывался верить, надеясь, что окажется не прав.
– Конечно, я выслушаю вас, если признание облегчит вашу душу…
– Сначала я должна сказать вам, Ваше преосвященство, что молчала все эти годы, потому что заговорить означало бы для меня нарушить клятву хранить тайны моих больных. Я давала эту клятву, когда стала врачом. Я хранила тайну, пока оба они были живы. Но теперь их нет в живых, и если я по-прежнему буду хранить эту тайну, для них это не будет иметь никакого значения, но может принести немалые беды живым людям.
– Я понимаю вас, доктор, – сказал Фидель, и сердце его сжалось.
Он взглянул на послушника. Тот не шелохнулся. Его лицо по-прежнему оставалось в тени от низко надвинутого капюшона.
– Ту молодую женщину звали Джезриль, а ее брата Амодиус, – тихо сказала больная. – Амодиус Старфайер, ныне покойный король, бывший правитель галактики.
Настоятельница, архиепископ и послушник замерли. Они, казалось, были подавлены этим рассказом о преступной любви, трагической смерти и связанной с ней тайне. Архиепископ мысленно молил Бога простить грешникам их вину. Внезапно больная закашлялась и едва не лишилась чувств. Настоятельница тотчас вскочила на ноги и поспешила к ней на помощь, уложив больную в постель.
– Нам лучше уйти, – сказал архиепископ, вставая.
Кто-то коснулся руки Фиделя. Вздрогнув, тот удивленно уставился на послушника.
– Один вопрос, – приглушенным голосом сказал Непрощенный.
– Неужели вы не видите, – возразила настоятельница, – больная не в состоянии…
– Нет, я отвечу, – сказала больная: – О чем вы хотите спросить меня, брат?
– Как звали человека, который забрал с собой сына Амодиуса и Джезриль? Ведь вы знали его? Вы не отдали бы мальчика незнакомому человеку?
– Вы правы, – ответила больная, хотя этот вопрос смутил ее. – Мы знали этого человека и по имени, и в лицо. И мы проделали различные тесты, дважды проверив, он ли это. Мы изучили его глаза и исследовали ДНК. Это был он. Мы проверяли его не потому, что сомневались. Этот человек был очень хорошо всем известен. Его звали Панта. Да, это был прославленный ученый Гарт Панта.
Послушник больше ни о чем не спрашивал. Больная откинулась на подушки обессиленная, но спокойная и умиротворенная.
Фидель подошел к ней и прикоснулся к ее бледной, высохшей руке:
– Вам не о чем сожалеть. «О, ниспошли мне твой свет и твою истину, и да наставят они меня на праведный путь…» Господь да пребудет с вами, дочь моя.
– Он со мной, Ваше преосвященство, – сказала больная, внимательно глядя на Фиделя. – Я хочу, чтобы вы рассказали обо всем королю, если сочтете это необходимым.
– А теперь отдыхайте, – тихо сказала больной настоятельница.
Фидель вслед за преподобной матерью вышел из палаты. Послушник молча шел следом за ними, спрятав руки в рукава сутаны. Настоятельница вернула сиделку к больной.
Теперь в коридоре преподобная мать, Его преосвященство и мирской брат остались одни.
– Что скажете вы, Ваше преосвященство? – спросила она.
Фидель вздохнул и покачал головой:
– Я верю ей. Глядя на нее и слушая ее, нетрудно поверить в ее правдивость. Хотя и не все в ее рассказе правдоподобно. Этот младенец, ставший мужчиной в ее снах…
– Галлюцинация, – сказала настоятельница. – Такое бывает, если учесть ее состояние и характер болезни. Прибавьте к этому сознание вины, и вы согласитесь, что эта ужасная тайна не могла не сказаться на ее психике.
Послушник немного оживился, и Фидель с надеждой взглянул на него, ожидая услышать что-нибудь новое об этой истории, но Непрощенный по-прежнему хранил молчание.
– Можно ли как-то проверить правдивость ее слов? – спросил Фидель, снова взглянув на послушника.
Тот не отвечал.
Настоятельница с сомнением покачала головой.
