Париж Вийона невелик и простирается от моста Искусств до южной оконечности Латинского квартала. Драка с Сармуазом произошла на паперти университетской церкви. Иногда поэт упоминает остров Ситэ или правый берег Сены. Любимыми пристанищами Вийона были трактиры «Дом» у ворот Бодойер, «Большая кружка» на Гревской площади, «Бочонок» у Гран-Шатле, «Сосновая шишка» на рю де ла Жувери на острове Ситэ.
СОРБОННА В МАЕ 1968 ГОДА
Париж изведал немало мятежей, включая Коммуну и Великую французскую революцию, и все они имели вполне понятное объяснение. Мятеж 1968 года, с точки зрения логики, не вполне объясним — бунтовали не обездоленные слои общества, а студенты из среды среднего класса, дети тех, кто, казалось бы, должен быть доволен и счастлив в послевоенной Франции.
Впрочем, совсем необъяснимых мятежей не бывает. Взрыв готовился исподволь. Члены революционных групп сюрреалистов, коммунисты-радикалы, анархисты и другие мелкие организации, обитавшие в Сен-Жермен-де-Пре и Латинском квартале, постоянно публиковали политические памфлеты и трактаты. При всей несхожести их объединяла идея о том, что подпольная деятельность и саботаж — главные двигатели истории Парижа. Революционные программы всех этих групп были выражены в надписи на стене в 1968 году: «Будь реалистом, требуй невозможного!»
Шестидесятые годы начались при крепком правлении де Голля, чей авторитет, несмотря на алжирский конфликт, оставался непререкаемым. Редкие волнения студентов, несколько рабочих забастовок были скорее случайностью, но не серьезной политической конфронтацией.
Большинство молодых людей жили с родителями или в скучной для них атмосфере университета, а столичный образ жизни был для них либо слишком дорогим, либо слишком чуждым — за исключением Латинского квартала.
Многочисленные лекторы на семинарах Сорбонны и в кофейнях Латинского квартала утверждали, что единственным средством излечить больное общество потребления является тотальная революция. Необходим полный разрыв с прошлым и отмена всех его табу.
Семена восстания были посеяны за пределами Парижа — в университете Нантерра. Это заведение было открыто в 1964 году как образцовый университет — место, где будут учиться поколения будущих технократов, которые легко смогут влиться во французское общество. К 1967 году общежития Нантерра были переполнены, в них обитало около 12 тысяч студентов. Молодежные протесты против драконовских правил студенческого городка стали постоянной частью жизни его обитателей, а памфлеты левых, призывавшие к противодействию властям и объединению студенчества, пользовались большой популярностью. «Революционная романтика» витала в воздухе университетских городков Европы, пример легендарного Че Гевары кружил головы студенческим лидерам, а такие понятия, как «гражданское общество», «социальное партнерство», «социальное согласие и диалог», считались в молодежной среде буржуазными пережитками.
Страсти в Нантерра накалились 22 марта, когда группа протестующих студентов оккупировала здание университета. Их быстро выбили, но внимание международной прессы студенты привлечь успели. В студенческом городке появились лозунги: «Долой работу!», «Все возможно!», «Скука контрреволюционна!».
3 мая, когда суд Сорбонны выдвинул обвинения против активистов Нантерра, волнения переместились в Париж. Слушания о мятежных нантеррцах были назначены на 6 мая, но уже 3 мая атмосфера накалилась до предела, и ситуация вышла из-под контроля. Страсти подогревались двумя противоборствующими студенческими группировками — «западниками» и «большевиками», к каждой из которых присоединились сторонники из других университетов и другая молодежь. Группы стали вооружаться, а власти университета решили обратиться к полиции. Университет окружили республиканские роты безопасности и немедленно арестовали драчунов и всех, кто выглядел подозрительно.
Увидев происходящее, студенты, не имеющие прямого отношения к мятежу — кто-то из них сидел в ближайшем баре, кто-то — в книжном магазине или кофейне, — выскочили наружу и все как один встали на защиту товарищей. На бульваре Сен-Мишель завязалась драка, в полицию полетели камни — и вскоре беспорядки переросли в полноценный бунт. Тогда власти приняли решение закрыть Сорбонну. За 700 лет существования университета это был второй прецедент — до того Сорбонну закрывали лишь однажды, во время немецкой оккупации в 1940 году.
Силовые структуры при подавлении бунта проявили крайнюю жестокость. Парней и девушек избивали на глазах у журналистов со всего мира, врывались в студенческие кафе и били до полусмерти всех без разбору. В ответ студенты и присоединившаяся к ним левацкая молодежь начали возводить баррикады и в конце концов захватили Сорбонну. Полиция обстреливала бунтарей гранатами со слезоточивым газом, студенты в ответ жгли автомобили и бросали в полицейских бутылки с зажигательной смесью. К ним присоединялось все больше и больше молодых людей. Каждое утро после ночи боев улицы Латинского квартала выглядели как после настоящей войны.
Вскоре по Франции прокатилась волна рабочих забастовок — промышленность всей страны замерла. К бастующим присоединились мелкие служащие, учителя, представители, как у нас говорят, «малого бизнеса» — владельцы небольших магазинов и кафе. Париж оказался на грани анархии.
К нации обратился де Голль (в разгар восстания он находился в Румынии с президентским визитом). Он не удовлетворил никаких требований бунтовщиков — тем более что студентами эти требования не были внятно сформулированы. Однако он признал, что старый порядок власти разрушен и пришло время перемен — но для начала каждому нужно заняться своим делом. Речь не произвела на мятежников никакого эффекта.
На площади Бастилии тридцатитысячная демонстрация столкнулась с полицией. Во время стычки бунтующие бросились к зданию Биржи и с криками «Долой храм золота!» подожгли здание. Экономическая жизнь Франции была парализована, страна находилась на грани финансовой катастрофы. И де Голль вновь обратился к бунтующей стране.
На сей раз он объявил, что вскоре пройдут выборы, которые заменят саботаж гражданским действием. Де Голля поддержали: по Елисейским Полям прошла демонстрация его сторонников, размахивая французскими флагами и скандируя: «Франция, вернись на работу!» и «Вычистим Сорбонну!».
В Сорбонну тем временем набился всевозможный сброд — торговцы наркотиками, хиппи, преступники и проститутки. Группа южноафриканских наемников, состоящая из дезертиров, попыталась насаждать свои порядки, но студентам они пришлись не по вкусу — и вскоре их выгнали из Сорбонны. Мятеж закончился.
Сразу после восстания власти залили бетон поверх булыжной мостовой Латинского квартала — в мае на всех стенах восставшие писали «Под брусчаткой лежит пляж». Другими словами, если взять в руки булыжник (традиционное оружие борьбы за свободу), можно добыть себе путь к счастью. Теперь брусчатых мостовых в Латинском квартале нет. После событий весны 1968 года в стране была проведена университетская реформа — и Сорбонну разделили на множество факультетов, часть которых вывели в другие округа Парижа и даже за окружной бульвар.
