Если бы все приключения геодезистов Кассини были записаны, семидесятилетняя история создания его карты стала бы чем-то вроде «Тысячи и одной ночи», посвященной исследованию Франции. Такая книга позволила бы почувствовать, какая это на самом деле большая и непредсказуемая страна. Она показала бы, что провинции – не задворки Парижа, что карта отобразила каждую ферму и деревушку в том же масштабе, что столицу и поместья короля.
Не только о невежестве и вражде шла бы речь на страницах той книги. На сто тринадцатом листе карты Кассини, в том краю, где в 1799 году был найден дикий мальчик Виктор из Аверона, отмечена церковь под названием Сен-Сирис. Изображающая ее башня расположена на выступе скалы, которая заштрихована темным цветом, между темно-зеленым лесом и изгибом реки Тарн. Вокруг отмечено много ферм и деревень, и кажется, что эти места полны жизни. Но это впечатление обманчиво. В этих местах даже во время составления карты были очень заметны последствия отмены Нантского эдикта. Большинство местных протестантов бежали оттуда, и больше половины населения жили в одиноко стоящих крестьянских домах или маленьких деревнях. Если бы они смогли расшифровать пиктограммы, которых на листе было как деревьев в лесу, и прочесть названия, они бы очень удивились, увидев, что их дом окружен таким количеством мест, о которых они никогда не слышали. На одном этом листе почти 3 тысячи надписей.
Некоторые из этих деревень больше не существуют, но кладбище при церкви Сен-Сирис сохранилось до сих пор. Оно прилепилось к скале между Брокье и Брусс-ле-Шато над неосвещенным туннелем, который был построен в конце XIX века для железной дороги, но ее так и не проложили. Здесь река Тарн вырыла себе в известняке глубокий каньон. Осенью и зимой человек, который идет по ее северному берегу, видит, как мимо плодовых садов и виноградных лоз медленно течет окутанная туманом река, широкая, как Рона. Но когда солнце согревает долину и прогоняет туман, становится ясно, что река течет глубоко внизу. Иногда после сильного ливня известковые скалы начинают терять прочность и обрушиваются на дно ущелья.
На самом краю пропасти стоит железный крест с черепом и костями, а под ним лежат бок о бок две могильных плиты. Некоторые из надписей на этом маленьком кладбище содержат ошибки: даже сегодня для некоторых местных жителей французский язык не родной, и они владеют им не совсем уверенно. Но этот памятник – безупречный. На нем написаны имена мужчины и женщины, которые умерли в 1843 году; промежуток между смертями меньше месяца. Одно из имен слишком длинное и слишком французское, чтобы принадлежать уроженцу этого края, – Жак-Франсуа Луазлёр-Делонгшан.
Делонгшан родился в семье торговцев тканями в маленьком уютном рыночном городке Дрё, на расстоянии долгого дня пешего пути от Парижа. В те места, где закончилась его жизнь, он впервые приехал весной 1769 года, в возрасте 22 лет. Его путешествие закончилось в 2 милях севернее реки Тарн, возле маленького крестьянского дома у подножия холма Лагаст.
Эта расположенная вдали от дорог возвышенность была хорошо известна в мире геометров. С поросшей травой вершины этого холма на севере видны вулканы Канталя, на юге Черная гора и вдали – синяя дымка средиземноморского неба. В 1739 году, когда Кассини III проводил геодезическую съемку Парижского меридиана, на Лагасте был установлен сигнальный знак. Первым делом Делонгшана было поставить на его месте новый. Сегодня на холме стоит реконструкция этого знака – усеченная пирамида из досок на четырех деревянных сваях, похожая на примитивную космическую ракету. Рядом с ней возвышается радиомачта, алюминиевые опоры которой гудят от бурь и статического шепота голосов в эфире.
Съемка местности должна была занять несколько недель. Деревня Сен-Мартен-де-Карнак, где через несколько лет произойдет жестокое нападение на одного из коллег Делонгшана, находилась за поросшими утесником холмами за 40 миль от этого места, в другом краю. Здесь, у холма Лагаст, местные жители были немного сговорчивее, хотя первоначальный сигнальный знак и был уничтожен. Фермер по фамилии Буду, который жил на ферме Ле-Витарель у подножия холма, предложил чужеземцу снять у него комнату и у него же питаться. Разговаривать было трудно, потому что в этой местности никто не говорил по-французски, но человек с севера мог рассказать что-нибудь интересное, а дополнительная пара рук никогда не помешает. Для Делонгшана это картографирование Руэрга (так назывался до Французской революции департамент Аверон) было путешествием в прошлое. Он попал в мир, где не было часов и календарей, а женщины в плащах с капюшонами, длинных платьях без рукавов и остроносых деревянных башмаках были похожи на Жанну д’Арк.
За долгое лето Делонгшан узнал рельеф местности лучше, чем любой местный житель, и хорошо познакомился с дочерью Буду, Мари-Жанной, которая присматривала за овечьим стадом своего отца. Она видела, как жилец что-то измеряет, возится с инструментами, никогда не давая им запачкаться, оберегает свои бумаги, словно священник. Может быть, она показала ему, где находятся дольмены, под которыми можно укрыться от мощных порывов ветра, и как вкусны каштаны прошлогоднего урожая, если их отварить с солью и листьями фигового дерева или перемешать в горшке со сливами, сушеными грушами, репой и картофелем. Он назвал ей имена того, что она до сих пор знала только как лес, реку или кучу валунов. Точка в объективе телескопа была собором Родеза. Полярная звезда указывала, где находится Париж. Холм сзади дома, где она родилась, был вехой на невидимой дороге, которая огибала кругом Землю.
В краю, где дочери были лишь немного свободнее, чем крепостные, и где даже в городах дамы стояли в церкви отдельно от своих мужей, пастушка, которая знает, что такое триангуляция и градусы широты, была чем-то редким и неестественным. Но хорошо, что так получилось: вероятно, именно поэтому они полюбили друг друга. После двух сезонов съемки Делонгшан, который, очевидно, был умелым скалолазом, отправился работать сначала в Пиренеи, а затем в Альпы. Он помог нанести на карту ледники и засыпанные снегом долины. Но после этого, несомненно по собственной просьбе, Делонгшан в 1774 году снова был направлен в Руэрг – картографировать местность выше по течению Тарна, вокруг Нанта и Милло. Это достаточно близко от Лагаста, поэтому он мог иногда заезжать на знакомую ферму. Похоже, что он наносил эти места на карту так же долго, как высокие горы на границе с Италией…
Через четыре года после своего первого приезда в Руэрг Жак-Франсуа Луазлёр-Делонгшан женился на Мари-Жанне Буду, которой только что исполнилось 18 лет. Они купили маленькое земельное владение в 10 милях южнее Лагаста, тоже на линии геодезической съемки меридиана, у берега Тарна, возле церкви Сен-Сирис. Их владение называлось Пюеш-Кани, что значит «Крутой холм». Позже, когда отец Мари-Жанны умер, ее муж стал владельцем и его фермы. Одинокий крестьянский дом у холма Лагаст и теперь стоит на своем месте, но никто не ремонтирует его и не живет в нем.
Очень мало известно о долгой совместной жизни этих супругов. Делонгшан занялся политикой. Он пережил Французскую революцию и вернулся в департамент Тарн, где зима была долгой, лето сухим и виноградные лозы хорошо росли на каменистой почве. Когда в 1797 году помощник Мешена во время экспедиции вдоль меридиана дошел до холма Лагаст, он с восторгом обнаружил, что владельцем фермы был пятидесятилетний ветеран картографии Делонгшан. Любой историк охотно отказался бы от исследований, на которые потратил несколько лет, чтобы услышать истории, которые гость и хозяин рассказывали друг другу в ту ночь в этом доме.
