При плохой технике, отсутствии нужных знаний и «неорганизованном саботаже» со стороны рабочих неудивительно, что строительство дорог было таким мучительно медленным. В 1777 году в Руанской провинции (она занимала территорию позднейшего департамента Приморская Сена и часть территории соседних департаментов) 37 тысяч бесплатных рабочих и 22 тысячи коней, отработав каждый по семь дней, проложили 20 миль дороги, и это еще хорошо. В Ландах, где кареты увязали в песке до осей, инженер Шамбрелан вычислил: когда дорога достигает определенной длины, ее начинает уничтожать тот самый процесс, который ее создал: «1 кубический метр камня или гравия, пока доезжает до того места, где будет использован, изнашивает несколько кубических метров дороги». Получалось, чем больше люди работают на дороге, тем короче она становится.
Главной трудностью было то, что до изобретения железной дороги строители дорог зависели от местных материалов. В конце XVIII века возчики, которые доставляли вино из Орлеана в Париж, были обязаны на обратном пути везти плиты из песчаника для ремонта дороги. Это было принуждение, зато дорога Париж – Орлеан была в прекрасном состоянии. В местностях, где был известняк, например в Бургундии и Лангедоке, люди и животные передвигались в облаке пыли по дорогам, белизна которых слепила глаза. Там, где был гранит, например в Бретани и Оверни, дороги из острых несокрушимых камней были не очень-то удобны. Чем плодороднее была земля, тем хуже дорога. Дождь превращал пыльные дороги в лужи грязи, а колеса карет выдавливали в этой грязи колеи. Потом солнце высушивало колеи и превращало их в беспорядочное нагромождение миниатюрных гор, где гряды холмиков были хребтами, а борозды и канавки изображали ущелья. Неудивительно, что иногда именно дорога была единственным участком местности, по которому никто никогда не ездил. А потому в 1788 году никто не был удивлен, увидев конную статую Людовика XIV, которая двигалась через поля и живые изгороди к главной площади города Бове.
Великолепная система главных дорог, которая возникла позже, была блестящей победой администраторов и инженеров, работавших в условиях, которые обычно сравнивают с окопной войной. Барон Осман, который в 1850-х и 1860-х годах расчистил бульдозерами значительную часть Парижа и превратил его в гигиеничный город с широкими бульварами и вместительной, работавшей с высокой скоростью канализацией, до этого много лет терпел мучения провинциальной жизни, когда служил супрефектом в различных частях Франции. Его служба началась в Пуатье, где одна часть города была почти отрезана от другой крутым холмом, камнями, которые прокалывали обувь, и отсутствием такси. На следующий год его перевели оттуда в Исинго в департаменте Верхняя Луара. Чтобы доехать туда из Пуатье, ему понадобилось шесть дней; ехал он с пересадками на нескольких дилижансах, из которых каждый следующий был старше предыдущего. В 1833 году его послали управлять округом Нерак. Были известны случаи, когда там лошади проваливались с головой в ямы с грязью, а сеть дорог имела длину меньше 30 миль. «Однажды я даже вернулся в Париж и спросил: «Нельзя ли перевести меня в другое место?» – вспоминал он.
Вот почему так много римских дорог по-прежнему использовались на заре индустриального века. Некоторые римские дороги были отмечены на картах начиная с XVII века не из-за интереса французов к памятникам старины, а потому, что были лучшими из существовавших дорог. Местные жители называли их «camin ferrat» или «chemin ferré» («дорога, покрытая щебнем»), «chaussée» («мощеная дорога»), «chemin de César» («дорога Цезаря») или «chemin du Diable» («Чертова дорога»), потому что только Цезарь или дьявол могли построить дорогу, которая существует так долго. Как заметил маркиз де Мирабо в 1756 году, римские дороги были «построены навечно», а типичную французскую дорогу за один год может разрушить «средняя по численности колония кротов».
По количеству мест с названиями Большая дорога или Мощеная дорога, которых очень много, видно, что вклад римлян в развитие современной Франции – не только торговые дороги, проходившие через Прованс и долину Роны. Длинные отрезки римского дорожного покрытия или нижнего слоя были на дорогах, которые вели из Арля в Экс, из Клермон-Феррана в Лимож, из Аркашона в Бордо, на старой соляной дороге из Сента в Пуатье, на левом берегу Лота между Эгийоном и Лафитом и на дороге, которая витками поднимается с равнины Эльзаса на Мон-Сент-Одиль. Эльзасская дорога имеет впечатляющее покрытие из красиво отесанных квадратных камней. Римские дороги существовали в отдаленных местах Пуату, Шампани и Морвана. В 1756 году отрезок дороги Безансон – Лангр от Шалендре до Гросс-Соля «был таким ровным и прочным, что вес и движение карет не влияли на него». В 1839 году Мериме обнаружил на этой дороге оживленное движение, и она была «в очень хорошем состоянии, хотя ее никогда не ремонтировали». В Бретани «дорога герцогини Анны» к северу от Кемпера использовалась до начала ХХ века. Народ не совсем ошибался, восхищаясь «добрым Цезарем».
До XVIII века лучшими из современных дорог были те, которые предназначались для короля, – Коронационная дорога в Реймс и мощеные дороги из Парижа в Версаль и Марли. Их называли «проспекты города Парижа». Кольбер, первый министр Людовика XIV, в 1680 году отдал распоряжение, которое выглядело логичным с точки зрения политики централизации: он приказал управляющим всех pays d’élection (провинций, где налоги собирало непосредственно государство) «считать большую дорогу из провинции в Париж главной и важнейшей… поскольку Париж фактически является центром всего потребления». Вероятность получить от казны деньги на дорогу, которая вела прямо в столицу, была больше, чем на дорогу, которая обслуживала ближайший городок.
Следы влияния этой упорно проводившейся централизации можно увидеть на картах развития сети дорог и железнодорожной сети. На обеих картах верхняя и нижняя половины как будто изображают разные страны в разное время. Париж обрастал дорогами, словно оплодотворенная яйцеклетка сосудами, а более старые города-центры – Лион, Марсель, Монпелье, Тулуза и Лимож почти не изменялись. Даже в середине XIX века человек, находясь в Мулене, мог видеть горы Оверни, но не иметь возможности доехать ни до одного овернского города: все дилижансы, проезжавшие через Мулен, отправлялись из Парижа, и в них обычно не было свободных мест. До сих пор потребуется много часов умственной работы и большая изобретательность, чтобы придумать маршрут север – юг или запад – восток, особенно железнодорожный, который бы начинался в одном из портов на Ла-Манше и не проходил бы через столицу Франции. Париж – единственный город во Франции, через который нельзя проехать без пересадки на поезде дальнего следования, и единственный, который заставляет всех путешественников пройти по его мостовой перед тем, как они продолжат путь. (Трудно понять, почему над Фердинандом Ло, который несколько раз неудачно баллотировался в президенты Франции в 1920-х и 1930-х годах, так смеялись, когда он предложил довести бульвар Сен-Мишель до моря. Ло всего лишь действовал в духе политики государства.)
По указу 1607 года королевские дороги (routes royales) должны были иметь ширину не менее 72 футов; это равно ширине современной шестиполосной автострады. Их окружала широкая – 60 футов с каждой стороны – полоса голой земли, которую каждые шесть месяцев рыхлили мотыгами, чтобы уничтожить всю растительность. Хорошим показателем состояния этих королевских дорог было то, что Людовик XIV всегда брал с собой в поездки собственную команду дорожных рабочих. Этот же указ требовал, чтобы во всех местах, где соединяются дороги, были установлены знаки в форме креста, столба или пирамиды. В городах обычно ста вили столбы, в деревнях предпочитали кресты. Многие старые каменные кресты, которые стояли в местах слияния дорог и на перекрестках в сельских местностях Франции, появились именно в то время. Местный обычай превратил их в памятники религии, но они начали свое существование в качестве дорожных знаков и до сих пор очень полезны как ориентиры.
