4
К тому времени Геббельс уже допустил одну из самых серьезных своих оплошностей. Он начал преследовать католическую церковь. Он развязал грандиозную кампанию, которая, как показало развитие событий, оказалась дутой. Ее суть можно свести к библейским словам: «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». Ему вздумалось уничтожить ту силу, которая давала миллионам немцев силу духа и покой в душе. С этой целью Геббельс обвинил католическое духовенство во всевозможных грехах и бросил против него отборные силы
[51].
Поход против католиков отличался беспрецедентным насилием и на редкость безнравственными методами. Ежедневно пресса печатала репортажи и свидетельства, содержавшие самые гнусные обвинения, то есть просто пасквили, которые ни одна уважающая себя газета не решилась бы опубликовать прежде. 30 апреля 1937 года травля превратилась в расправу: несколько тысяч католических священников были арестованы по подозрению в гомосексуализме. Сразу же последовала волна новых антикатолических статей, в которых утверждалось, что вина подозреваемых уже доказана. Сам Геббельс внезапно вспомнил, что и он был воспитан в римско-католической вере. Так же внезапно он вспомнил, что у него четверо детей, и очень красноречиво описал страдания воображаемого отца католического семейства, которого охватывает чувство омерзения, когда до того доходят слухи о творимых в католических семинариях непотребствах.
Несмотря на громкий поднятый шум, затея Геббельса провалилась. Вряд ли нашелся в Германии хоть один человек, который поверил в то, что монахи действительно виновны в столь тяжких грехах. Возможно, впервые миллионам немцев в голову закралась мысль, что во имя государственных интересов их потчуют исключительно ложью. Геббельс потерял лицо, а люди, годами не бывавшие в церкви, демонстративно пошли к мессе, давая тем самым понять, кому они доверяют, а кому – нет.
«Все сотрудники нашего министерства прекрасно видели, чем кончилось дело», – сказал позднее Фрицше. Факты были очевидны, не заметить их не мог даже ребенок. Один Геббельс упрямо не хотел признавать свою ошибку. И никто из друзей и соратников был не в силах переубедить его.
5
Геббельс стал великим человеком. Хотя и не самым великим: Гитлер был единственным, Гитлер был фюрером, и Геббельс понимал это. Он не был рожден, чтобы стать первым, – это он тоже понимал. Но он мог быть первым в своих удельных владениях, и он был там первым.
Теперь в его распоряжении был впечатляющих размеров кабинет. В центре на длинноворсном ковре с красно-синим узором стоял массивный, украшенный тонкой резьбой стол красного дерева. За ним стояло великолепное кресло эпохи Ренессанса с высокой спинкой. На столе, кроме тяжелой бронзовой лампы и вазы с цветами, обычно ничего не было. У окна находился круглый стол для совещаний с современными низкими креслами, крытыми ярко-красным шелком. На стене, по соседству с работами Рубенса и Рембрандта, висел огромный, выполненный маслом портрет фюрера.
Геббельс был близоруким и, оставаясь наедине с самим собой, надевал очки. Но даже самые близкие ему люди никогда не видели его в очках – ему не позволяло тщеславие. Все доклады для него печатали на машинке с тройным по размеру шрифтом. (То же самое и по той же причине делали для Гитлера.) Одна из первых внутренних инструкций, изданных Геббельсом на посту министра пропаганды, запрещала кому-либо пользоваться зелеными чернилами и зелеными карандашами, это право он оставил себе. С первого взгляда на бумагу сотрудники видели, какую правку внес сам Геббельс.
Таким образом он устроился. Вокруг находились кабинеты адъютантов, личных секретарей, помощников и стенографистов. На долю последних выпали самые тяжелые обязанности: от них требовалось неотлучно присутствовать при министре, чтобы записывать каждое его слово, поскольку никто, включая его самого, не знал, когда ему понадобится та или иная фраза из произнесенных походя.
За несколько лет, прошедших с тех пор, как он занял «Леопольдпаласт», министерство пропаганды разрослось до чудовищных размеров. Вокруг для служебных нужд скупили все дома, да еще в придачу было выстроено новое пятиэтажное здание. В его внутреннем дворе находилась оранжерея с диковинными деревьями, тропическими растениями и фонтанами. Всего в здании было пять подъездов, два из которых предназначались только для министра, его заместителей и высокопоставленных посетителей.
Новое здание состояло из почти пятисот помещений. Тут были большие и малые конференц-залы, студии звукозаписи, залы для просмотра киноматериалов, архивы. В подвале размещалась столовая, где можно было одновременно обслужить две тысячи человек.
Ежедневно в министерство приходило от трехсот до пятисот человек, желавших попасть на прием к министру пропаганды. Но он не принимал никого, за исключением сотрудников, некоторых друзей и актеров и актрис – о них более подробно будет сказано ниже. Каждый день с почтой приходило около пяти тысяч писем, и, по свидетельству управляющего делами министерства Карла Мелиса, Геббельс требовал давать на них ответ в течение двадцати четырех часов.
В штате министерства пропаганды существовала сложная бюрократическая иерархия: 3 помощника министра, 4 Ministerialdirigenten, 8 Ministerialdirectoren, 22 Oberregierungsrate, 63 Regierungsrate, 7 Ministerialrate. Все эти труднопереводимые титулы соответствовали определенному рангу в иерархии.
Геббельс начинал со 150 сотрудниками и 200 людьми из вспомогательного персонала. К началу 1936 года их число выросло до 800 и 1600 соответственно. Через год, по приблизительным подсчетам, в министерстве пропаганды в сумме уже работало 3000 человек. В апреле 1933 года хватало пяти уборщиц, а через три года их стало сто пятьдесят. А министерство продолжало расти. К концу войны министерство пропаганды владело двадцатью двумя зданиями и еще тридцать три арендовало. И во всех кабинетах люди писали, диктовали, стенографировали, печатали, говорили в микрофоны, звонили, посылали телеграммы – и все ради Геббельса.
С того времени, когда он был депутатом рейхстага и гауляйтером Берлина с «королевским» жалованьем девятьсот марок в месяц, он прошел долгий путь. Но если брать в расчет исключительно финансовую сторону, то он мог бы желать и большего. В 1935 году его ежемесячный заработок министра составлял 1750 марок, к которым добавлялась еще небольшая сумма на представительские расходы. Потом Гитлер увеличил его жалованье на три тысячи. Но и после этого Геббельс никак не мог достичь суммы шесть тысяч марок, что выглядело совсем смехотворно по сравнению с действительно огромными деньгами, которые беззастенчиво клали себе в карман другие нацистские главари.
