После 1933 года в истории Германии произошло немало событий, когда площадь перед рейхсканцелярией бывала запружена ликующей толпой. Сегодня, 28 августа, когда посол Великобритании вернулся с окончательным ответом своего правительства, на Вильгельмплац едва ли насчитывалось пять сотен человек. Повсюду, и в столице, и во всем рейхе, люди были против войны и ясно дали это понять. Они не имели представления о том, что поставлено на карту. Данциг? Польский коридор? Стоит ли воевать ради них? И почему им раньше не сказали ни слова? Почему правительство вело их за собой, как поводырь слепца?
И вот 1 сентября 1939 года Гитлер объявил депутатам рейхстага, собравшимся в «Кролль-Опера-Хаус»:
«В 5 часов 45 минут утра мы ответили на польский орудийный огонь и с той минуты на бомбы отвечаем бомбами». Было невыносимо жарко. Все взмокли от пота. Геринг выглядел так, словно только что вышел из бани. Один Геббельс, как обычно, сохранял хладнокровие и спокойствие. Он впервые показался на людях в новой форме. Со сложенными на коленях руками, он, казалось, внимательно вслушивался в речь Гитлера, которую в те минуты переводили на множество языков и транслировали по всему свету. Гитлер сказал: «Я вновь облачился в одежды, которые были для меня самыми дорогими и священными, – в солдатскую форму. И я не сниму ее, пока мы не одержим победу. Иначе мне незачем жить».
Какой особый смысл услышал в его словах Геббельс? Не стали ли они для него предупреждением судьбы? Мог ли он предположить или предугадать, что должно случиться потом?
В ту ночь в Берлине впервые было затемнение. Понимал ли Геббельс, что больше никогда в жизни не увидит сверкающих огнями вечерних улиц столицы? Сейчас он сидел в своем громадном министерстве пропаганды, а вокруг простирался темный Берлин, столь разительно отличавшийся от того Берлина, каким он его увидел тринадцать лет тому назад, когда приехал впервые. Тогда он был полон света, красок, музыки, шума, словом, он был полон жизни.
Предстояло много работы. В конце концов, разве не было настоятельной необходимости пробудить в людях энтузиазм? Разве не было его обязанностью заставить людей радоваться и пить за грядущую победу, чтобы потом они охотно пошли на заклание, как в 1914 году?
«Нет, – сказал министр пропаганды своему верному Фрицше. – То, что буржуа называют настроением людей, не является решающим фактором в военное время. Энтузиазм и ликование всего лишь подобие чучела, которое сжигают на костре. Он бесполезен для нас, а значит, нет смысла его пробуждать. В конце концов, как долго это продлится? Давайте не будем тешить себя иллюзиями, война будет долгой и упорной. И в ней куда важнее будет твердая решимость, которая выражается в ежедневном исполнении своих обязанностей, а не шумные празднования побед»
[63].
Наверное, он был единственным руководителем в Германии, верно оценивавшим длительность и тяготы войны. Теперь ему предстояло модернизировать свой механизм пропаганды таким образом, чтобы он мог преодолевать препятствия.
И он этого достиг. Его машина стала не просто мощной, она получила способность к самовозрождению и в результате пережила германский вермахт и даже сам Третий рейх.
Часть третья
…И Слава
Глава 1
Победы и молчание
1
3 сентября 1939 года в Атлантическом океане на пути следования в Соединенные Штаты был торпедирован и затонул английский лайнер «Атения». Пассажиры, среди которых было много американцев, а большинство составляли женщины и дети, бежали из Европы, охваченной предчувствием надвигающейся войны.
Корабль был потоплен германской подводной лодкой, но официально этот факт никогда не признавался. Немецкое командование хранило молчание – по рекомендации министерства пропаганды
[64].
Геббельс действовал с молниеносной быстротой. Прежде чем Британия, Соединенные Штаты или какая– либо другая страна успели сообщить и прокомментировать ужасное событие, Геббельс, не давая противнику времени найти подтверждения тому, что британский лайнер был атакован германской субмариной, уже выступил с ошеломляющим «разоблачением»: англичане, по его словам, сами пожертвовали «Атенией», чтобы представить немцев настоящими преступниками в глазах всего мира. Как утверждал Геббельс, этот хитроумный пропагандистский маневр был разработан коварным Уинстоном Черчиллем, первым лордом Адмиралтейства, но, к счастью, нацистам удалось разоблачить подлый обман. Захлебываясь от усердия, германские пресса и радио на протяжении нескольких недель с утра и до вечера распространяли нелепую стряпню своих идеологов, призванную защитить военную машину Германии от нападок противников. «Совершенно исключено, – твердил дружный хор пропагандистов, – чтобы немцы имели хотя бы косвенное отношение к гибели «Атении» по той простой причине, что фюрер категорически запретил любые нападения на пассажирские корабли».
Сам фюрер до такой степени остался доволен пропагандистским трюком своих вассалов, что лично распорядился поместить в «Фелькишер беобахтер» крайне агрессивную статью, в которой Черчилль выставлялся главным виновником того, что множество людей погибло в океане. Геббельс, который сам руководил всей кампанией, написал всего одну статью, связанную с делом «Атении», и даже не поставил под ней свое имя. Иначе говоря, он хранил молчание до конца года. Вскоре его добровольное безмолвие породило самые разнообразные слухи. Некоторые поговаривали, что его отстранили от должности. Их утверждения были не так уж и далеки от истины, но только в том смысле, что Геббельс не был допущен к редактированию сообщений германской армии. Генералы отказались передать ему это право. Более того, не кто иной, как Отто Дитрих, сменивший Вальтера Функа на посту главы департамента печати Третьего рейха, был удостоен чести постоянно присутствовать на совещаниях в штаб-квартирах высших военачальников и занимать место рядом с самим Гитлером. Именно ему Гитлер поручил выпуск так называемого «Тагеспароле» – краткой директивы, которую министерство пропаганды передавало в редакции газет с четкими разъяснениями, каким образом следует представлять читателям внутри страны военную обстановку.
Геббельс пытался взять выпуск «Тагеспароле» на себя, но Гитлер пресек его попытки в корне. Это тоже было своего рода поражение, которое, однако, не принесло существенного вреда могущественному аппарату Геббельса. Были ли справедливы слухи о том, что армия никогда не жаловала Геббельса и что генералы советовали Гитлеру отстранить его? Говорили также, что Геббельс намеревался выступить с речью, предупредить народ о предстоящих тяжелых испытаниях и призвать каждого немца к жертвенности во имя великой победы, но Гитлер якобы наложил на нее вето и сказал: «Уж не считаете ли вы себя именно тем человеком, которому подобает произносить такие речи?» Был ли справедлив и этот слух?
