— Так было нельзя поступать! - орал вице-адмирал Веревка.— Нельзя ни с государственной логики, ни с какой. Это - крах. Это ж не футбол, когда можно упасть на поле, закрывшись руками, как будто тебя стукнули и почти убили, и пусть будет штрафной...
— Ты прав, Петрович, нельзя швырнуть бомбу в свой собственный город и потом отомстить несчастным корейцам за это. Их же смоет, этих самураев! Гибель Японии будет! Я читал. В детстве читал. Как я могу воевать, когда противник бьет своих, чтоб чужие боялись? А на меня сваливает! Тут нет стратегии...Мне что, открывать резервацию на Марсе?
— Открывайте, товарищ адмирал! — Первый вспомнил, что «Тоттори» - это название серии японских кафе, появившихся в 2007-м. Он не был в этом городке. Или городе. Интересно, сколько народу они эвакуировали заранее? А скольких оставили на умиление общественности...Причем у Первого не было гарантии, что в Японии не было добровольцев умереть в свете взрыва, который, как говорят парапсихологи, разлагает на атомы даже астральное тело.
— А провокация-то вполне грамотная. Только себе они засветили 20 килотонн, а корейцам сунули сотню, — ругнулся Гном. - Так что ничего себе штрафной. Пхеньян разрушен до основания и заражение там будет похуже, чем в Хиросиме.
— Это Александр Ильич убеждает командующего, что все эти бомбы - лишь прикрытие Инчхон-Сеульской операции, - вмешался Первый. — Я склоняюсь к тому, что он прав, выведя наши «лодки» поближе к Корее и Тайваню. Не оскудел еще подводный флот России, а, товарищ вице- адмирал?
— Не оскудел. Я вот связи со своими не имею. То над Окинавой что-то взорвали опять, то свои же сидят в собственной радиотени. Распоряжений не дать, только и отслеживай - угадал ты им приказать что-то ценное или нет и услышали ли они тебя. Старики мы уже с адмиралом так воевать... А ну — Америка сейчас кидаться начнет?
—Америка не начнет. Она уже начала демонтировать нам войну... Сейчас, что успеем, то наше.
— Эх, Сергей Николаевич, японцы нас опять переиграли, Они только что официально заявили, что обладают ядерным оружием и применили его против корейского агрессора... Мол, корейцы выстрелили первыми. С нас подозрения сняты, и с нами они и не воюют совсем... Наши во Владике даже посольство их пока не расстреляли. Вот так проигрываются войны. Из деликатности.
— По деликатности мы так им сейчас вжарим в корейской операции, что будут помнить. То есть уже, наверное, вжарили, да связи нет...
— Откуда вы знаете без связи-то, нутром, что ли, Сергей Николаевич? Я тоже мастер отдавать приказы...
— Их Гном раньше отдал, товарищ вице-адмирал. Судить его после войны будете. В больнице он. Дать вам связь?
— Нет... Ну добро, хоть лодки знают, чем торгуют.
— Там у вас еще «Бурный» с ракетами наперевес...
— Да не одним же крейсером японскую базу брать?
— Ну, так коли больше нет ничего серьезно маневренного...
8 сентября. Сангарский пролив. Вечер и ночь
Восьмого сентября во второй половине дня потрепанное 3-е авианосное соединение японцев вернулось в базу Оминато. Бой в заливе Терпения, скорее, вдохновил японцев. Противник объявился. Война объявлена. Театральное действо с ядерными ударами прошло. Личные составы доблестного флота ознакомлены со сценарной версией будущих событий. Император выступил перед флотами на огромных плазменных экранах, словно он не император, а президентишко какой. Он, конечно, не пропел стихов о том, что «персик и слива молчат», но дал понять, что моряки — герои. Коидзуми не выступал. Показывали старинные стихи — титрами и сгорбленную фигуру премьера. Он молился. «Интересно, каким богам?» — думал Первый. Европа согласилась с величием японской вины, вставшей на защиту мира от ядерного произвола. Первому лично было глубоко жаль северных корейцев, которых так бесславно «съели» только за то, что они не успели прыгнуть из тоталитарного социализма в пресловутый постмодерн, где казусы их «выстоим» звучат смешно... почти как в России советской.
Между тем, после проникновенной речи Императора часть корабельной команды пошла отдыхать, а «Кинисаки» встал у причала ремонтного завода. На «Бурном», укомплектованном ракетами, как и во всем Японском море, барахлила Связь. На «Бурном» не знали, что выпущенные Гномом к берегам Кореи лодки скоро доделают свое черное дело и к утру 9-го сентября потопят четыре японские подлодки и корвет «Хатсуики». Деточкин, начиненный ракетами, не рвался сохранить боезапас до Владивостока и решил сыграть в открытую. Найдя в море точку, сравнительно удаленную от возможных японцев и их электронных бомб, он попытался выйти на связь, но она не работала, вблизи же японских берегов ему удалось, пусть даже с перемигиваниями экрана, поглядеть в спутниковый Интернет. Там война шла полным ходом. Старший помощник, большой поклонник японского пива «Асахи», воскликнул трепещущему экрану новостей CNN: «Это ж база Оминато, узнаю ее по фактуре застройки залива. Вон и кораблики. Недостреленные... А, товарищ капитан 1 ранга!»
«А вот и слон под боем, на краю доски, — подумал Деточкин. - Все же не стоит терять бдительность и уповать на ошибки партнера».
Деточкин проскочил пролив тихим ходом и, отойдя на 40 миль, выстрелил по бухте, вспоминая Петропавловск, маму и старый фильм «Беги, Кролик, беги!»
Теперь можно было, отреся боезапас, рвать во Владик с чувством выполненного долга. Деточкин не знал, что подлодки к тому времени уже решили проблему его возможной встречи с противником в неудачной конфигурации.
Атаки своей базы японцы не ждали, а могли бы — война- то была объявлена. Несчастный «Кинисаки» разломился и затонул в гавани после сильного взрыва. За ним последовал «Оминату». Так на два легких ударных авианосца у Японии стало меньше. Фрегат «Абакума», получивший две ракеты, затонул быстрее всех — из лояльности к старшим кораблям, как скажет вездесущее CNN. С тем «Бурный» и вернулся во
Владивосток, а корректор спустя полтора года переименовал его в «Бравый», опечатка прошла, и Гном имел потом неприятности за художественный вымысел в нехудожественных сражениях. Деточкин ушел в отставку и открыл шахматную школу Тихоокеанского флота. В ней подобрались удивительно знакомые друг другу люди, они преподавали удивительно много предметов, имеющих мало отношения к шахматам, но директор утверждал, что шахматы — это целая вселенная приключений мысли. Новый командующий флотом подолгу запирался с директором в здании школы, - она арендовала шестой этаж, без лифта, где в маленьком верхнем флигеле на крыше был поставлен телескоп, да и мало ли еще какая навигационная аппаратура нечаянно собралась.
На стене в его верхнем кабинете висела карта Сахалинско-Хоккайдской операции с аккуратными стрелками пути, подаренная ему Гномом, этим вездесущим майором из Штаба флота, который потерял на войне друга, и потом японцы заплатили за этого друга немеренную цену.
Владивосток. 7—8 сентября
От нашествия дипломатии, этики и международных обозревателей их спас командующий, он же купировал некие действия правительства. Хотя этот командующий был младше создателей двигателей и прочих Тимофеевых-Ресовских, Королевых, в общем, красных директоров разных времен. Он просто не оставил Гному и Первому времени на эти все геополитические шашни. И разрешил им довоевать войну, пока мог. И все же они не успевали. Гном мрачнел. Месть не дотягивала до урона, принесенному его сердцу. «Японский снайпер дострелил меня». Войска уже двое суток проходили порциями через мост, направленные защищать Александровск-Сахалинский, но двигались дальше, не встречая серьезного сопротивления, да и не было в центре Сахалина японцев... И все же они не успели к концу войны.
