«Еще один зазыватель Берии на наше Управление... Королевых и Космоса все хотят, да не склонны нынешние гробить сердце за "ненужные камни с ненужных планет"... Я и сам не готов...» Но ярость уже проходила... Что толку воспроизводить прошлые эмоции? Но зачем-то он перечитывал статью.
«И, конечно, Сахалин—Курилы — прежде чем эти области станут центрами международного и внутреннего туризма (а прогнозы в этом отношении более чем благоприятны), прежде чем будет развернута добыча и переработка полезных ископаемых рудной зоны, прежде чем развернется проект "вращающиеся двери ", предусматривающий кадровое насыщение российского Дальнего Востока — должны получить прикрытую и обустроенную морскую границу, подчеркивающую и защищающую суверенитет России».
Вот тут Первый был согласен на все двести..., почему они все уходят и оставляют ему, Первому, свои недоделанные мечты?
«По Сеньке, стало быть, и шапка».
Улыбка без кота (б)
2006 год
С начала года Гном все еще сильно маялся без Редактора. Все, кто пришел после, так же и уходили, оставив его безучастным к полученным деньгам или брошенным проектам. Анечка вышла замуж и уехала в Венгрию. Он перестал обрабатывать в Интернете Мировые войны, несмотря на изобилие читателей и почитателей. Он остался волком- одиночкой и появлялся у ребяток только затем, чтоб видеть Гурию. Она стала респектабельной молодой мамашей, ждала второго и, конечно, сына. Ничуть не располнела, ела суперполезные продукты и поила его невероятным джином. Однажды даже горько плакала у него на руках, потому что «все они сволочи». Вот с этим Гном был абсолютно согласен. Сознавая, что встречи «про трупаков», а потом и «про японцев» являются его единственным волнительным выходом в мир, Гном ходил перед визитами в парикмахерскую, вычищал ногти от машинной грязи и надевал выстиранные джинсы.
Последний раз они виделись перед летом, и вчера Гном ужасно обрадовался приглашению «на обочину». Мальчики возмужали. Устаканились в должностях. Нашли себе кумиров и частично женились, кроме Владлена. Агнец надел погоны, но в них ни разу не являлся. Когда-то именно он свел Гнома с мужиком, своим Шефом, на «поговорить», и Гном ощутил смутное беспокойство, какое случается у героев Агаты Кристи, когда они въезжают в незнакомый дом, а там, оказывается, много лет назад... Это тоже было вначале лета. Гном закончил очередную книгу и сменил очередную машину. Этот форд бутылочного цвета, старенькая, плохая, в сущности, машинка, понравился Гному невзрачностью окраски.
За это лето случилось все-таки несколько полезных встреч. Сейчас, после Владленова шефа, Гном понимал, что все визиты выстраивались в причудливую цепочку нужных кому-то трансакций. Внутренний Черчилль стремительно указывал на Восток. Молодая японка с профилем Багиры, шеф с японской книжкой про романтику старых боев, погибший Редактор, вечное суши на всех столах, старушечка Гиппенрейтер, сказанувшая ему про их методологического лидера и его смерть, и немедленное всплытие потом этой деятельной философии в Японии, тут же воткнутой в производство Будущего и военной техники. Вроде как за одно. Все они за одно, а вот он Гном — за другое.
У Гнома сложилось такое впечатление, что «наши узкоглазые сушиеды» тянут из европейской цивилизации все что ни поподя, и уже собрали свой пасьянс мирового господства, чтоб Америка только и сумела развести руками «Здесь нечисто играют!». А Россия грустно погибла с мыслью: дык, мы это все сами знаем, эх-ма! Россию было жалко. А наблюдать заокеанского островного монстра — противно. У Гнома была своя эстетика, и японской он не хотел. «Идею с Великим Щедровицким можно бы и ребяткам подсунуть, вдруг он еще задаст нашим "трупакам" там на небесах? Интересно, что там делает Черчилль? Разобьют нас японцы, - пообщаемся», - подумал Гном. Назавтра у него была назначена парикмахерская, баня и поход в магазин «Джинсы». Ночью ему приснился неистовый Щедровицкий, который вполне конструктивно возражал Азимову на его «Второе Основание». А днем можно сходить в Шереметьевский послушать японских фиф на молодежной встрече антианимашников.
На этой встрече Гном был ранен, депрессию как ветром сдуло, но здоровье подорвалось конкретно.
У Игоря должен был родиться сын, уже вот-вот. Счет шел на дни. В прошлом году он понял, что научился по-настоящему ненавидеть Будущее, которое сделал сам, построил мир для сына. Приложил усилия и удержал рычаг. Он остался в стороне от публики, и его не убьют подонки, которые охотятся за настоящим и присаживают оное везде, хотя оно уже сдохло и корешки отвалились. ФСБ оказалось способной к выживанию структурой. Они сейчас шагнут в будущее при оружии и осмотрительности. Но было тошно. Программе «государственные дети» исполнилось в этом году два года. Вполне способна, чтобы почистить грядущему ботинки.
«Детский век» внедрялся в мир с опозданием. Впереди маячили японцы со своим познанием смерти. Гурия стала капризной и просиживала у постели раненого Гнома все дни напролет. Тот был счастлив, а вот Игорь - нет. Не пристало беременной женщине таскаться в больницу к олуху, которого не возьмет ни одна система за неорганизованность и несвоевременность интересов. Еще и преступника. Конечно, японцы подыграли им. Иначе все пошло бы прахом. Затаскали бы всех и, причем, свои. Старинное братство русских евреев-обналичников спасло их с помощью старой занавески и собственной старости. Еще Игорю не нравилось, что Гурия посещала эти собрания прогосударственников. «Декабристка, блин! С цепи просто сорвалась! Уроды!» Стало модно посылать выпуски дипломатических корпусов на практику по уходу за младенцами. Страны умилялась фотографиям бравых лейтенантов с трехмесячными чадами. Красный Крест пел им гимны на всех языках. Телевидение возмущало умы не тем-де, качеством бетона. Но пока падали только аквапарки. Ни один кондоминиум не рухнул. А города-миллионники построили свои муравейники без разрешения в рамках местных бюджетов и тем решили проблемы гастарбайтеров. Заодно и прихватив на обслуживание ремитанс. Это - после кризиса недвижимости и реформы ЖКХ. Как раз тогда Игорь и пробил этот региональный проект, несмотря на угрозы «этиков», «антимашек» и «антипетек», гуманитариев, либеральных интеллигентов и просто старую сволочь. Но было поздно. Государственники уже сделали все сами и, притом, типичное НЕ ТО. И стоило ли терять безвозвратно кормушки и кадровые перспективы?
Демократы обсиживали их со всех сторон про незаконность и фашизм. Дети переписывались СМСками с такими скоростями, что Игорь стал бояться не успеть к пункту собственного Призыва; похоже, Гурия освоила этот флеш-метод и теперь дразнила его по вечерам играми в СМС-ассоциации. Мир ускорялся. Умер Петя. Мать переехала в Москву, но у них бывала редко и с Гурией не сошлась. Елка уехала в Стокгольм и писала Гурии, а не ему. Значительное время занимали дела денежные. Почему-то они, кроме него, вообще никого из семьи не интересовали. Он подустал быть справедливым и креативным, ласковым и предприимчивым одновременно. Владлен стал его раздражать. Игорь подумывал об отъезде в Европу: житие рядом с Этной казалось ему вполне приемлемым делом. Старушка Европа звала на последний пир, и почему не принять участие в Крестовом Походе в последнюю очередь? У него все хорошо с совестью, он все сделал для своей страны дураков и сталинских соколов, они вырастут и выстоят против самураев, но он бы не хотел при этом присутствовать, он лучше прогуляется с сыном на Этну, и древние боги покажут ему теплое небо земли. Гурия говорила, что вулкан — это рот. Да, только от его огненного поцелуя умирают. Группу нужно было распускать. У Игоря назрел кризис. Тем более, что Сергей Николаевич, фактически, определил им харизму, которая до этого формировалась коллективным мнением.
