Связь не работала. Самолет еще нужно было посадить на местной частоте. Тут пойди, договорись с пилотами, что у нас «кисло» и слушаем мы их на частоте радиовещательной трансляции. Самолет сел, и прилетевшие судорожно захлопали. Они прилетели к середине войны и должны были найти в ней свое место. Было мало такси. И безлюдно на поле, куда, обычно, высыпает народ из-за изгороди. Маленькая старушка из Невельска горестно подумала о невестке и сыне, что ж мать-то не встретить, обещали, и поковыляла по жаре без панамы в сторону тихого аэровокзала. Пограничник, совсем мальчишечка, встретившийся ей, сказал, заикаясь: «В городе японцы... Будьте осторожны». Об этом безлико предупреждал и грузчик с бейдашком на потной футболке, кидающий багаж на ступеньки.
«Эко удивили, — подумала бабка,— всегда были японцы. Делегация, что ли, какая-то? М-м дети, вот, заняты. Хотя, что им японцы, они же оба по строительству».
Где-то громыхнуло. Бабулька аж присела. Еще и дождь пойдет. Ей шел 77-й год. Она летала в родное Подмосковье, поклониться могилкам. Последний уж раз. Японцы установили контроль над аэродромом только к утру. Все было недосуг. Дурацкий город. В нем много пришлось разрушить и многих убить. Не по-хозяйски. Но молодежь повеселилась.
Бабка шла пешком часа четыре. Но добралась, благо была экипирована по-иностранному — чемоданом на тележке и внучковым рюкзачком. Она обнаружила, что несколько домов сгорело, но ее домишка цел, японцев в округе не видно, она осведомилась у соседки, насилуют ли оккупанты молоденьких девушек. л
— Не, — отозвалась соседка. — Культурные. Убивают только тех, кто вызывает подозрение. Сиди тут. Если бомба не попадет — будем живы, мне что при наших, что при японцах — все недолго осталось. А поесть найдем что. Лишь бы не бомба. Беда! Делили бы там свои острова, куда на город- то прут? Шалые все политики. Никакого уважения ни к людям, ни к природе.
И две старушки чинно разошлись по своим домикам.
Холмск взяли быстрее, чем Корсаков, сопротивление разваливалось, потому что не было привычки его оказывать: не понарошку на учениях, а так, за родную землю — и вдруг умереть!
— Господство постмодерна в сознании сыграло свою дурную шутку даже с самыми дальними землями, —.говорил Первый, — и в ответ на дурацкий вопрос: «А почему это я должен защищать эту землю?» — ты получаешь японскую пулю в лоб — и все, дальше - ищи Ямамото на небесах. Он сыграет с тобой в ГО.
— Они защищались, — возразит Командующий сухопутными силами, гордый разве тем, что Мост остался цел.
— Но защищались плохо, - ответит Первый.
— Вы, флотские, сначала научитесь охранять море, а сушу мы как-нибудь отстоим! Ты знаешь, свинка морская, что их 3-е авианосное соединение поддерживало нашу операцию, то есть операцию против нас. Они эти все свои проспекты будущих побед в Интернете вывешивают, мне молодежь нашла все их планы войны, пошагово играют, сволочи. В открытую. Так вот у них десант поддерживает четыре, слышишь, четыре легких авианосца, два крейсера, один эсминец и четыре фрегата. А у меня на море что? Что меня поддерживает?
Гном опоздал, вошел, сел на свое почетное место в угол и оттуда, поднявшись в свою очередь, сказал убийственно спокойно: «Японцы действительно поддерживают Курильскую и Южно-Сахалинскую операции действиями вертолетов и высадкой десантов на катерах. Но цели для ударов и десанта выбираются в зависимости от обстановки. Я бы "по умолчанию" приоритетом считал Корсаков. Там они и зашились более всего. А Невельск и Холмс сдали быстро, и к ночи они будут располагать свои штабы в столице, если вы ничего лучшего не накомандуете...»
Первый отобрал слово у зарвавшегося Гнома, встал и нейтрально сказал: «Целями японцев в южно-сахалинской операции на первом этапе был захват плацдарма на мысе Крильон, далее захват Корсакова, Невельска, Холмска, на втором этапе это будет переход в общее наступление, захват Южно-Сахалинска и на третьем этапе — наступление на Углегорск. В случае нормального функционирования тоннеля им захочется захватить сам тоннель, подвижный состав и железнодорожную станцию — точку смены осей вагонов. Захватить паромную переправу на Ванино им тоже понравится. Далее их привлекает наш мост. Они берегут его для себя. Взрывать не будут».
Потом модная «связь типа конференция» прервалась, и экран погас.
— На флот рассчитывать можно у Поронайска. Откатывайтесь. Не нравилась вам столица в Южном? Что ж, будет в Углегорске или Александровске-Сахалинском. Это — война, а не игра в претензии, — высказался адмирал. Сухопутные и морские силы не дружили никогда. Адмирал так и не простил «Южным», что не подняли самолеты. Один только взлетел и был сбит над проливом проплывающим в полной безопасности японским соединением, возвращающимся домой после успешной операции в чужих территориальных водах. А эти сидели у своего моста и спали при связи и при горе горьком от начала войны. А японцы сбили самолет ракетой, просто вычислили и все. А потом после войны скажут, что это были свои. Свои же и сбили! А все может быть. Погибли только летчики и пустой большой борт, который они на свой страх и риск вели в Хабаровск без приказов, на авось. Самолет упал в море.
Адмирал флота был не совсем прав.
Вертолетный десант в Южно-Сахалинске со стороны Птицефабрики утром третьего сентября был воспринят пожестче, чем броневички из ниоткуда. Раздались выстрелы с крыш, и часть десантников полегла, но команды стрелять не было, и защищающиеся как-то дружно осеклись, а вдруг дальше-то не будет войны и под суд пойдем? Ну не вправду же японцы к нам пришли и захватили. Хотя дети непрерывно толклись в Интернет-клубах и разглядывали новости войны, которая пришла к ним в город. Синклер Льюис перевернулся в своем американском гробу. «У нас это невозможно». Работали магазинчики и турбюро. Изредка по городу проносились машины с сиренами и где-то звучала пальба. Шли передачи, видимо, японцы не читали Ленина и не стали захватывать телецентр. Зато в середине дня рухнула, наконец, сотовая связь, и стало еще страньше. Часть машин была взорвана, а другая часть, ничего не подозревая или ужасаясь увиденным на дорогах, выезжала с дач. На экране центральной площади замерла картинка какой-то встречи в областной администрации. Картинка рябила и не сменялась уже три часа. В мэрии суетились или сидели по кабинетам. Война! — носилось в воздухе. Но никто не собирался воевать, они же все гражданские, в конце концов, и есть те, кто не допустят..., искали каких-то менеджерских ходов. Нервно пили кофе группками. Наконец, в мэрию ворвались японцы, ретивый охранник разрядил в них обойму и умер, выпав-из своей будочки прямо на вертушку. Так он и мешал проходу, и японцам приходилось прыгать через турникет и Застрявшее тело на нем. В мэрии многих убили, потому что узкоглазым надоело это царство с поднятыми руками. Они хотели сопротивления. Их принимали как-то апатично. Они ждали каверз и у них шалили нервы. Город был взят без особенного боя. Единственная стычка с регулярной частью произошла у вокзала, и там полегли почти все участники операции и с той, и другой стороны. Но у японцев подоспело подкрепление, и это подкрепление вдесятером взяло вокзал и даже повесило на крыше японский флаг. То-то удивились сидящие в электричке люди, которые прибыли в Южный в неурочный час и по своим делам, да и от отпускной балды. Электричку пустили недавно в память о прошлом. Удобно было раньше, все старики это помнили. «Хотя народу сейчас стало поменьше», — удивлялись они. На то и старики, чтоб сделали им, а они руками развели: вроде, и не нужно уже. Как дети, прямо. Какой-то деятель, сынок, от избытка социальных чувств снял с федералов деньги на использование железной дороги в личных целях. Его просила мать сделать, как было «при Советах». Да и достроили некоторые железнодорожные ветки, наконец, на Сахалине. Из приличия. Так что благосостояние случилось как раз к 2011 году, когда депутат этот народный все-таки вытянул деньги на инфраструктуру острова. «И не все же уголь гонять, нужно и людей возить», — увещевал олигарх благодарных избирателей. Хотя избиратели не вчера родились и понимали, что если бы не японцы, красота Сахалинского кольца с тоннелями, мостами, новыми вагонами и выстроенными вокруг инфраструктуры пунктами обмена всего на все вряд ли поражала бы своим величием. Но качали головами. Жили по старинке. Сколько ни сажай скотину во дворец, она царем быть не сможет. Психология временности и нервное озирательство вокруг — не удрать ли — так и не выродились в народе, да и в новых властях со старыми дырками в головах. Теперь Москва была виновата в том, что она-де для себя все это построила, а сверх того не обеспечила. Тем более, что обеспечение «Тихоокеанского транспортного кольца» кадрами шло как-то мимо сахалинской публики. Случился антропоток на Восток, и в нем шустрили те, кто был, готов биться за свое новое устройство, что те турки на американских заводах. Даже молдаване и хохлы работали на свою совесть и на ремитанс своим несчастным самостоятельным государствам. Сахалинцы остались собою. Они жлобствовали в роли хозяев острова, но успехи финансовые их обходили сушей и оплывали морем. Тут, правда, рыбники и нефтяники были статьей особой. Дети вырывались в американские фирмы и сражались за место под солнцем с молдаванами. Расцветал великоэкологический шовинизм с национальными прожилками. Смешно, что сами жители острова были давно и сильно национально перемешаны. Свалить на «корейский вопрос» свои пережитки не удалось. Приглашали канадцев и французов с их опытом. В 2010-м году стало вдруг модно культивировать микроэтносы. Под это снижали аренду. Иностранцы делились знаниями, но так и не смогли взять в толк конфликта интересов местного населения. В таком социальном котле и угроза войны, а потом и сама война были чем-то не должным случиться. Тут и так было смутно — без войны. «Но человек предполагает, а глобалист располагает...», — говаривал Горский. Он вовсю сотрудничал с (обрусевшими) SHELL'aми.
