В этой разноголосице оценок нет противоречия. Для печатных рупоров разных политических сил были очевидны как крупные недостатки и дурная репутация графа Витте, так и его неоспоримые преимущества перед остающимися в правительстве бюрократами. Представителей печати озадачивал не столько уход министра, сколько возможные последствия резких перемен во власти и отсутствие достойной альтернативы. Наиболее остро эту мысль сформулировал лидер кадетской партии П.Н. Милюков в своей газете «Речь»:
[Отставка] ‹…› шаг политический и как таковой, по нашему крайнему разумению, шаг крайне неправильный, неожиданный и потому непонятный. Да, граф Витте – ненадежный посредник, ненадежный на обе стороны, потому что ни одна сторона ему не верит. А есть кто-нибудь в запасе более надежный? Да, у графа Витте язык слишком гибок, ум – слишком широк и симпатии слишком часто меняются. А есть кто-нибудь другой, кто бы говорил на языке, понятном всем? Есть такие, кто видит и простирает свои симпатии дальше 20-го числа? Мы таких не знаем и потому думаем, что, с правительственной точки зрения, отставка гр[афа] Витте равносильна потере последнего шанса сговориться, а потому нецелесообразна – если только уже теперь не сложилось там окончательное решение идти на конфликт
[283].
Последняя фраза была воспринята некоторыми представителями крайних течений как признание в том, что кадеты вели с графом тайные переговоры. Так расценил отклик Милюкова В.И. Ленин. В одной из статей 1911 года он вернулся к роли кадетов в событиях 1905–1906 годов и задавался вопросом: могла ли тогда кадетская партия для достижения каких-то тактических целей вести переговоры с Витте в обход общественного мнения? По его убеждению, могла и якобы это ясно видно из статьи партийного лидера: «“Отставка графа Витте равносильна потере последнего шанса сговориться”, – писал г. Милюков 18-го апреля 1906 года, признавая тем самым вполне ясно и определенно, что сговоры были и были шансы, был смысл в повторении попыток к сговору»
[284].
Ленин в своих подозрениях был не одинок. В перлюстрированных письмах с начала апреля 1906 года то и дело фиксировались разговоры о тайном союзе кадетов с главой правительства. «Слухи ‹…› указывают, что наш премьер словно бы хочет уже вступить в переговоры с кадетами; недавно настаивал на удалении Дурново и даже подавал в отставку, очевидно, желая сыграть в тон с кадетами», – сообщалось в одном из писем
[285]. «Кадеты вступили в переговоры с Витте и просят, чтобы настоящее министерство было распущено, а новое министерство составить из членов их партии, – писал другой представитель общества. – Тогда они готовы помириться на Акте 17 октября, не предъявляя других требований, а он, Витте, останется премьером. Этот слух идет из достоверного источника»
[286]. Некоторых не смущало отсутствие газетных сообщений на эту тему – напротив, молчание прессы объясняли тем, что оно выгодно кадетам: «А что кадеты? Кажется, торжество их недолгое, – предполагал автор другого письма. – Деньги есть, и наплевать. Не влез ли Витте на плечи кадетов, не через них ли он получил деньги? [Вероятно, имеется в виду заем 1906 года. – Э.С.] В печати этого нет, но печать ведь кадетская»
[287]. В данном случае очевидно, что резкость оценок была вызвана неприязненным отношением не столько к личности Витте, сколько к кадетской партии.
Так или иначе, один из свидетелей событий передавал в письме, что отставка кабинета оживила общественные настроения: «Кроме завзятых бюрократов, всю жизнь корпящих над бумажными законами, которые по большей части вздор, не применимый к жизни, – все воспрянули и проснулись»
[288].
В прессе циркулировали разные версии относительно ближайшего будущего Витте: он возглавит Государственный совет
[289] или возьмет на себя руководство Комитетом финансов
[290]. Однако в оценке его более отдаленных карьерных перспектив сомнений не было: граф непременно скоро вернется к государственной деятельности. Уверенность в том, что Витте «ушел не навсегда», выразили не только «Биржевые ведомости»
[291], но и его противники из стана крайних монархистов. «Русское знамя» провозгласило: «У графа Витте отнимается власть, но влияния он, конечно, нимало не лишается. ‹…› Однажды уже отстраненный от дел, он вернулся к ним с мучительной для России властностью. ‹…› Нет никакого сомнения в том, что он еще раз вернется»
[292]. Спустя некоторое время орган черносотенцев подтвердил свою позицию: «Граф Витте из плеяды тех неутомимых фанатиков-актеров, которые умирают на сцене… и за кулисы не уходят»
[293]. Редакция «Московских ведомостей» в статье (которая так и называлась – «Временной [т. е. временный. – Примеч. ред.] уход графа Витте») уверенно заявила: «В том, что он только на время удалится за кулисы политической сцены, а затем, рано или поздно, снова выступит на нее в новой роли и с новыми планами, – в этом едва ли может быть какое-либо сомнение»
[294]. Оба консервативных издания не допускали сомнений и в том, что граф и его сотрудники применят для этого все свои силы: «С сегодняшнего дня тысячи умов работают над его будущим торжеством»
[295].
