Разъяренный король и в самом деле отправил войска на штурм Крепости Шадамера. Однако многие офицеры и солдаты являлись друзьями барона и потому наотрез отказались воевать против него, а другие только делали вид, что сражаются. Штурм постыдно провалился. Тогда король посчитал, что разумнее всего будет просто не замечать Шадамера, словно его нет и никогда не было.
Кое-кто рассказывал потом, что Шадамер, когда его гнев поостыл, горько сожалел о своем поведении. Но он имел в виду не отказ от Трансфигурации. Барон редко говорил о ней, хотя всегда подчеркивал, что здесь у него нет никаких сожалений. Горькие сожаления касались разрыва связей с жителями Нового Виннингэля. Тогда-то он и начал заглаживать вину, пытаясь сделать жизнь своих соплеменников более спокойной и защищенной.
Его интерес к нуждам человечества ширился и постепенно распространился и на другие разумные расы. Шадамер понял: если народы разных рас научатся жить в мире, Лерем станет куда более благодатным континентом. Мысль эта отнюдь не отличалась новизной, многие думали так же или, по крайней мере, заявляли, что думают так. Однако Шадамер, верный своему сумасбродству, решил не ограничиваться мыслями. Среди представителей каждой расы он отыскал добровольцев, готовых помочь ему достичь этой цели. Откуда бы ни доходили слухи о войне или беспорядках, Шадамер отправлял туда своих посланцев, требуя от них подробных наблюдений и детального отчета об увиденном, чтобы он смог каким-то образом вмешаться и погасить конфликт. Иногда это ему удавалось, иногда нет, но он оставался верен своему замыслу.
За минувшие десятилетия Крепость Шадамера разрослась и заняла всю скалу, превратившись в весьма пестрое сооружение. Первоначальный замок стараниями нескольких поколений Шадамеров оброс новыми башнями, стенами, залами и комнатами, причем вкусы очередного владельца замка обычно плохо сочетались со вкусами его предшественников. Один барон обожал шпили и поставил их без разбору едва ли не на все крыши, отчего Крепость Шадамера приобрела весьма причудливый и, естественно, еще более сумасбродный вид. Другой барон был сам не свой до сводчатых потолков, а третий просто помешался на витражах. В замке постоянно бурлила жизнь. Здесь было полно многочисленных друзей нынешнего барона и его посланцев. В любое время суток кто-то приезжал, а кто-то отправлялся в путь.
Улаф прошел мимо орков, окруживших своего ведуна. Орки с беспокойством смотрели на него, слушая истолкование какого-то знамения. Оно, надо думать, случилось совсем недавно, ибо к ведуну спешили еще несколько орков, желая услышать его соображения. Улаф протиснулся между рослыми орками, чтобы посмотреть, что же могло так их взволновать.
Орки сосредоточенно взирали на кошку, державшую в зубах живую мышь. Надо сказать, что все орки с большой любовью относились к кошкам, считая, что те приносят счастье, и можно было только пожалеть того, кто в присутствии орка наступил бы кошке на хвост или пнул ее ногой. Улаф не знал, является ли кошка с мышью в зубах хорошим или дурным предзнаменованием. Раньше он непременно задержался бы и спросил, поскольку рассуждения орков всегда оказывались в высшей степени забавными. Но сейчас Улафу было не до оркских знамений — он должен был немедленно разыскать Шадамера и сообщить ему последние новости.
Улаф вошел через южную дверь — одну из шести дверей, ведущих в Большой зал крепости. Зал и в самом деле был огромным, а его стены сплошь покрывали шпалеры и знамена. В центре находился очаг. Потолок поддерживали массивные балки, вобравшие в себя копоть многих десятилетий. Солнце, светившее сквозь оконные витражи, окрашивало пол яркими цветами. В зале звенели голоса, которым вторил звон мечей. В одном углу молодые рыцари упражнялись в воинском искусстве, а в другом их ровесники вели жаркие философские дебаты.
Впрочем, питомцы Шадамера вполне могли одновременно и делать выпады мечами, и обсуждать тонкости философии. Проскользнув мимо обеих групп, Улаф ухватил за руку молодого оруженосца, который с завистью глазел на сражавшихся, и спросил его, не видел ли он барона.
— Барон пошел наверх и понес с собой несколько больших мотков веревки, — сообщил оруженосец. Из-за царившего вокруг гвалта свой ответ ему пришлось повторить дважды.
— По какой лестнице он пошел? — спросил Улаф, ибо каждая дверь зала выходила на свою лестницу и все они вели в разные части замка.
Мальчишка махнул рукой в направлении лестницы, которая поднималась на третий этаж. Прожив в замке пять лет (хотя и не безвылазно), Улаф все еще вполне мог заплутать во всех этих многочисленных коридорах и переходах. Поднявшись наверх, он огляделся, пытаясь сообразить, где находится, и надеясь отыскать здесь барона.
Барона нигде не было видно, зато Улаф узнал место, куда он попал. Этот коридор вел в личные покои Шадамера. Здесь же находились спальни его давних и близких друзей, чтобы, если они срочно понадобятся, барону не пришлось их долго искать.
Спальня самого Шадамера располагалась в самом конце коридора. Вся она была заставлена шкафами с разными диковинами, собранными бароном во время путешествий, и завалена множеством книг. На полу валялась одежда. Барон не мог выкроить время, чтобы самому навести здесь порядок, и при этом категорически запрещал слугам «подбирать за собой».
Шадамер отличался неуемной жаждой к знаниям, и спальню правильнее было бы назвать его кабинетом, поскольку спал он мало. Барону ничего не стоило разбудить кого-нибудь среди ночи, если он считал, что тот человек может ответить на один из его нескончаемых вопросов.
Ближайшая к спальне барона комната принадлежала долготерпеливому Родни — сенешалю Шадамера. Улаф заглянул в открытую дверь, но «крепостного Родни», как его называли, в комнате не было. Впрочем, Улаф и не ожидал застать его там. На Родни лежали многочисленные обязанности по управлению обширным хозяйством Шадамера, и до своей спальни он добирался лишь к ночи. Обитатели замка часто шутили, что на самом деле существует не один, а двое или даже трое Родни, поскольку кто бы ни искал его, сенешаль оказывался именно там, где его и рассчитывали найти.
Две другие спальни занимали Почтенные Маги. Один из них — Ригисвальд — некогда был наставником юного Шадамера, а теперь являлся его советником. Всегда опрятно и даже щеголевато одетый, Ригисвальд носил короткую, тщательно ухоженную черную бороду, которой очень гордился. Многие считали, что он ее подкрашивает. Этого колючего, острого на язык старика все в замке побаивались. Улаф искренне уповал на то, что Шадамеру не взбрело в голову именно сейчас завести беседу со своим бывшим наставником, иначе ему непременно пришлось бы вмешаться в их разговор. Странствуя по просторам Лерема, Улаф насмотрелся на разных чудовищ, но даже они пугали его меньше, чем перспектива услышать язвительную словесную отповедь Ригисвальда.
Дверь в комнату мага тоже была открыта. Улаф осторожно заглянул внутрь. Суровый старик восседал в кресле с бокалом вина в одной руке и книгой в другой. Он был один. Облегченно вздохнув, Улаф на цыпочках отошел от двери.
Соседняя комната принадлежала Алисе — еще одному Почтенному Магу и давнишней подруге барона Шадамера. Если Ригисвальда все боялись, то Алису, наоборот, все любили. Едва ли не каждый мужчина, попадавший на службу к барону, очаровывался ее огненно-рыжими волосами и лучистыми зелеными глазами. Шадамер не был женат, равно как и Алиса не была замужем. Являлись ли они любовниками? На этот счет ходило немало самых различных предположений и домыслов. Некоторые даже бились об заклад, и деньги переходили из рук в руки. Но по-настоящему никто еще не выиграл и не проиграл пари, потому что если Алиса и Шадамер и были любовниками, то вели себя крайне осторожно. Улаф был склонен думать, что близких отношений между ними нет. Он несколько раз видел, как Алиса смотрела на Шадамера, и в ее взгляде нежность тесно переплеталась с холодной иронией.
