– Не знаю, как вы, – пожал я плечами, – а у меня пока нужды нет. Пару лет продержусь без особого напряга.
– Я тоже, – усмехнулся Семёнов, – а может, и дольше, запасы накопил приличные.
– Ну и у меня так же, – добавил Буров.
– Тогда волноваться не надо, – обратился я к Семёнову. – В конце концов, если прижмёт, всегда можно сговориться с балтийцами, с северянами или средиземноморцами. Хоть по топливу, хоть по оружию, хоть по продовольствию. Нам есть что им предложить. Да и сами не пропадём. Электроэнергия имеется, запустим линию по производству синтетического топлива и сможем обходиться без внешних поставок. А продовольственная безопасность меня вообще не волнует: в море есть рыба, на огородах овощи, в садах фрукты, а на полях зерно. Главное – помогать друг другу, тогда выстоим.
– А вот тут не со всем сказанным соглашусь, – возразил командир «Гибралтара». – Раньше соседи знали, что за нами империя, которая может за нас отомстить, а сейчас, когда мы сами по себе, они могут решить, что наши колонии – заманчивая цель. Зачем им торговать, если проще прислать за нашими богатствами корабли и десантников? Сами знаете, что с балтийцами едва в Британии не сцепились. Средиземноморцы, если вы не забыли, помогают африканской орде, которая движется в Марокко и уже в следующем году наверняка попытается перебраться в Испанию. А Вагрин и его северяне далеко. Разве я не прав?
Я хотел ответить Семёнову, но Буров меня опередил:
– Ты только без нервов. С Альянсом договоримся, есть на них выходы. В конце концов, там не только Игнасио Каннингем, у которого к нам претензии. Помимо него вес имеют и другие морские лорды, более сговорчивые и прагматичные. С балтийцами, ты прав, надо держать ухо востро, но они нам не враги. А если кто сунется, то станет нашим трофеем. Нам их корабли, оружие и припасы, которые мы захватим, пригодятся. Не мы должны их бояться, а они нас. Всё зависит от психологии. Если считать себя жертвой, тогда жди беды и проблем. Но мы не жертвы. Наоборот, мы хищники, которые скинули поводок Метрополии, и отныне нас никто не сможет одёрнуть. Как решим, так и будет. Кого захотим, того и уничтожим. В этом регионе именно мы – гегемон, и никого другого нет. Или я не прав?
– Прав, – согласился я с ним.
– Время покажет, – добавил Семёнов. – В любом случае сделанного назад не вернуть, кровь пролита, и её просто так не смыть.
– Вот именно. – Буров резко поднялся. – Предлагаю отправиться на узел связи и поговорить с нашими бывшими кураторами. Чего тянуть-то? Наши ребята в Черномории, кто не дурак, уже спрятались, а значит, под горячую руку Госбезопасности не попадут.
Мы с ним согласились и через четверть часа расположились в радиоцентре. По предварительному плану переговоры решили проводить в два этапа. Первый – оповещение. Этим займётся Максимов, которого арестовали ночью и упекли в подземелье, чтобы не натворил глупостей. Мы хоть и друзья, но он был против мятежа, так что сам виноват и пусть скажет спасибо, что живой и здоровый. Он дипломат. Вот пусть и ведёт переговоры, расскажет, что произошло минувшей ночью на «Гибралтаре» и чего мы хотим. Ну а второй этап – непосредственно торг, который от лица наших колоний как полномочный представитель буду вести я, Семёнов же и Буров, если что-то пойдёт не так, подскажут, что говорить, а при необходимости легко подменят меня возле микрофона. Как говорится, одна голова хорошо, а три лучше.
– Ох и подставили вы меня, – вздохнул Максимов, когда появился в радиоцентре. – Император ведь не простит вас, и за пролитую кровь придётся отвечать.
– Пусть твой император сначала хороший флот построит, а то у него, кроме парочки кораблей, уже ничего не осталось, – пробурчал Буров. – Ты лучше о себе подумай.
– А чего тут думать? – Максимов занял свободное кресло. – В лучшем случае – отставка. В худшем – тюрьма. У нас ведь как в древних царствах: кто принёс дурные вести, тот и виноват. А я за вами не доглядел, проспал заговор, а теперь ещё буду от вашего лица говорить. Значит, меня точно сделают крайним.
– Так оставайся у нас, – шутливо толкнул его в бок Кара. – Нам опытные люди всегда нужны, и мы ценными кадрами разбрасываться не станем. Тем более что здесь ты обзавёлся семьёй, а в Черномории тебя, кроме начальников, никто не ждёт.
– Надо подумать… потом… Давайте сценарий… что мне нужно сказать…
Текст предварительной речи Максимова подготовили заранее, так что заминки не было, и радиоцентр ВМБ «Гибралтар» по защищённой линии связи начал вызывать столицу Черномории…
Что происходило в следующие пять часов иначе как бредом и клоунадой назвать нельзя. Театр драмы и комедии. Слишком всё хаотично.
Дежурный офицер связи в столичном радиоцентре сообщил, что готов принять сообщение. Максимов доложил, что произошло, и ему не поверили. Как? А вот так. Офицер решил, что кто-то из колонистов перебрал водки или принял дозу наркоты, добыл коды доступа дипкорпуса, проник в центр связи и устроил розыгрыш. Поэтому он просто сбросил соединение и перестал отвечать.
Пришлось менять план. В радиоцентр притащили Сбыховского и снова вызвали столицу. Генерал-губернатор повторил сообщение Максимова и подтвердил его своими личными кодами. Только после этого столичный офицер доложил о сообщении в вышестоящую инстанцию – и понеслось…
Конечно, мы не знали, что на самом деле происходило за тысячи километров от нас, в далёкой столице. Но могли предполагать.
В Краснодаре собрали экстренный совет, в который вошли все, кто так или иначе был связан с колониями. Все, кроме Ерёменко, которому отрезали доступ к информации и по-прежнему оставили в стороне. А главой этого совета стал генерал-лейтенант Игнатьев, в бытность моей службы в гвардии командир 4-й гвардейской бригады ККФ, а сейчас начальник ЦСО (Центра специальных операций). Видимо, император, или кто-то из его приближённых, решил, что это должно нас как-то урезонить или испугать. Но эффект получился противоположный. Лучше бы в столице сразу подключили к переговорам Ерёменко, его мы уважали. А Игнатьев – пустышка, сколько его знаю, он постоянно пытался на чужом горбу в рай въехать, карьерист и подлиза, мстительная сволочь и барыга. К такому человеку мы прислушиваться не собирались.
Итак, после ряда уточняющих вопросов, которые последовали из империи, на связь вышел Игнатьев. Он слабо понимал, чего мы требуем и какова на самом деле наша сила. Колонии? Для него это что-то далёкое и несущественное, нищие деревни на краю света. И сначала он попытался разговаривать со мной, словно добрый батяня-комбат, отец-командир, который наставляет на истинный путь молодого солдатика. Мол, ты успокойся, всё хорошо, мы всё уладим и снова станем жить в мире, дружбе и согласии. Но когда я послал его так далеко, насколько у меня хватало фантазии и словарного запаса, генерал сорвался на крик. Игнатьев стал угрожать и орал, что пришлёт за нашими головами спецназ, что от его «летучих мышей» никому не скрыться и что он лично сдерёт с меня кожу, когда меня, изменника, сепаратиста, предателя и возомнившего о себе невесть что никчёмного болвана, приволокут в Краснодар.
