— Но почему?
— Ус-та-ла… Гадалка… предсказала… — медленно, с длинными паузами прошептала магичка. — Что умру… от руки демона. В муках. И я так боялась… А я… сама… убила себя…
По ее щеке изо рта потекла струйка крови.
— Молчи! Тебе нельзя говорить. Чесс! — заорала я, удивляясь, что на такое магическое возмущение никто не бежит сломя голову. Да и замок мог бы позвать хранителей. Или Лин сумела так заблокировать флигель, что его и штурмом не взять?
— Чесс! Лекарь! — Я бросилась к дверям.
— Нет… это… — Лин тряслась все сильнее, клацая зубами. — Сожги. Не дай им…
Вдруг ее скрутила страшная судорога, агония длилась несколько секунд. Магичка замерла, глядя широко раскрытыми глазами в потолок.
И в миг смерти Лин рухнули ее заклинания: и полог тишины и барьер. Я услышала мощные удары. Дверь, запертая изнутри на замок, затрещала. А зычный голос рыцаря Гринда орал:
— …немедленно! Мэйс Лин! Миледи!
Я перевела взгляд на треснувшую стену над обугленным туалетным столиком. Похоже, Лин добила-таки союзника: второй огненный шар, за которым я физически не могла уследить в момент удара, попросту испарил и демона, и заклятое зеркало, и книгу.
Глава 11
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ТАИНЭ
Маги по свежим следам изучили магический фон в моих покоях и озабоченно переглянулись.
— Миледи, вы в состоянии рассказать о случившемся? — участливо спросил магистр Чесс, сбросив маску дворецкого.
— Вполне.
— Полагаю, это лучше делать не здесь. Мои коллеги сейчас займутся телом, вам на это лучше не смотреть. — Некромант дал знак лекарю, уже констатировавшему смерть, и тот уступил место Гринду, тоже некроманту.
— Думаю, для леди Барренс тут нет ничего нового, она и сама не чужда темным ритуалам, — не очень-то любезно усмехнулся Гринд.
Я поняла, что маги будут допрашивать труп Лин Игви и, для порядка одарив Гринда надменным взглядом, поспешно сбежала из разгромленной комнаты.
Дворецкий, чуть задержавшись, поставил вояку на место:
— Держи берега, Гринд! Девочка потеряла память, она, считай, чистый лист, и не стоит марать его старой грязью.
Он говорил тихо, но я, остановившись в коридоре и прижав пылающий лоб к ледяному камню стены, все слышала.
Ох и нелегко мне будет в замке!
«Никогда не носи чужой одежды», — ругал меня отец за наши обмены с одноклассницами. Наверняка он имел в виду «не прокипятив как следует», а не то, что он мог купить мне любую тряпку. Потом, когда разбогател.
Видел бы он меня сейчас — убил бы. Но как прокипятить чужое тело?
Иногда мне кажется, что Тиррина, сбежав из собственного тела в мое, оставшееся на Земле, оставила мне не только своих врагов, но и прокляла напоследок. Иначе не объяснить, почему с тех пор, как она сбежала, освободившись от блока, за мной тянется шлейф неприятностей.
На остаток ночи дворецкий решил было поселить меня в графских покоях, но вовремя вспомнил, что они все еще запечатаны до возвращения хозяина. Да и невеста — еще не жена, не по статусу мне, да и не принято у высших аристократов иметь общую спальню.
— Не мучайтесь, мэйстр Чесс. Если покои секретаря еще свободны, я могу занять их.
И заодно проверю, как там поживает мой клад в тайнике.
— Что вы, миледи! — в ужасе воскликнул старик. — Негоже графине спать в крыле для слуг! Тогда уж лучше отведу вас на четвертый этаж, в малую спальню.
— Но это же покои для короля.
— Не только, моя госпожа, не только. Это апартаменты для всей королевской семьи, буде она изволит осчастливить визитом наш скромный дом. А вы, чай, не простая графиня теперь, а королевская воспитанница. Член высочайшей семьи.
— Да, точно. А почему вы сразу не предложили этот вариант?
Спина шагавшего впереди старика чуть согнулась, плечи опустились. Он остановился и отвесил поклон, пряча виноватый взгляд.
— Простите, таинэ, расстроен был, запамятовал. Мы ведь, старые люди, больше за прошлое держимся, за традиции, а семья Барренс всегда занимала гостевой флигель после того, как вы в детстве башню попортили. Вот и не сообразил. Да и старшая горничная сразу во флигель побежала прибираться. А Лин, дабы искупить вину, сомнамбул туда отправила. Недосмотрели мы за ней, моя вина.
— Мне очень жаль, что так получилось, — вздохнула я. — Пыталась ее остановить, но я еще слишком слаба в магии. И этот демон…
Дворецкий распахнул двери в королевские апартаменты, зажег светильники и ответил мне только после того, как, пропустив меня вперед, закрыл створки.
— Вот это самое странное, внучка, — добродушно подмигнул Энхем. — Да, здесь мы можем говорить свободно. Защита тут получше, чем даже в покоях у самого графа Орияра. Так вот, сама Лин никогда не смогла бы вступить в переговоры с демоном. Ее кто-то надоумил. Научил. Причем давно. А вот и свободные спальни, выбирайте.
Я указала на первую попавшуюся дверь. За ней оказалось просторное помещение с теплыми абрикосовыми обоями, щедро присыпанными позолотой. Изящная белая мебель, обилие драпировок не оставляли сомнений, что комнаты предназначены женщине.
— Надеюсь, здесь не покои королевы?
— Нет. Ее величество никогда не посещала Орияр-Дерт, и вряд ли это случится. Мы храним эти комнаты в неприкосновенности со времен бабушки Артана Седьмого, вот та королева любила Лаори-Эрль. А эта… — Дворецкий выразительно поморщился.
Я зевнула — очень уж насыщенная выдалась ночь, — и старик заторопился:
— Отдыхай, внучка. Скоро уже рассветет, а о будущей хозяйке будут судить по первому ее дню в замке. У тебя темное прошлое, но будущее только в твоих руках.
Прекрасно. Я должна думать о том, какое впечатление произвести на слуг?
— Дай мне знать, дедушка Энхем, когда вернется милорд.
— Непременно. Мне бы не хотелось без него опрашивать таинэ Орияр о ночном происшествии.
Выспалась я отлично всего за три-четыре часа. Мне снился наш великолепный замок, даже те уголки, в которых еще не успела побывать, когда числилась экономкой. Он разворачивался перед взглядом, как дивный цветок, лепесток за лепестком. И его лики отличались от тех, которые я помнила, яркостью, свежестью и мощью — Лаори-Эрль показывал себя юным и сильным.
Красовался.
Тосковал о былой силе и славе.
О какой-то непонятной мне цельности, словно он был всего лишь забытым осколком чего-то еще более прекрасного и величественного, что немыслимо даже представить.
И страдал. Страшно страдал от одиночества, длящегося тысячелетия.
И радовался, что может говорить со мной во сне, хотя бы вот так.
