Скотт был рад, что Энн выглядит так же, как на фотографиях, поскольку так было не всегда при знакомствах в Интернете. После развода Скотт несколько раз побывал на свиданиях с женщинами, которые утверждали, что они его возраста, но оказывались старше его матери. Но через десять минут после начала свидания все резко ухудшилось. Энн рассказывала о сложном разводе, как она ненавидит своего бывшего мужа, а следующие десять минут говорила о делах, которые она планировала начать «когда-нибудь»: дизайн украшений, недвижимость, Рэйки – и о том, как ей хотелось написать мемуары о своем разводе, потому что у нее было так много сумасшедших историй.
Скотт почти ничего не рассказал о себе. Он пытался придумать повод, чтобы уйти, но она еще не расправилась со своим айс-кофе. Он подумал, что было бы грубо извиниться и уйти прямо сейчас, но так было бы намного проще. Под одеждой на нем был муравьиный костюм, и это давало ему прекрасную возможность сбежать с плохого свидания: он мог активировать одну из штуковин Пима на костюме и – пуф! – практически исчезнуть.
– Окей, самые большие страхи, – сказала она.
– Прости? – спросил Скотт.
– Какой твой самый большой страх? – повторила она. – Начни первым.
Скотту не хотелось играть в эту игру. Он просто хотел пойти домой и провести время с дочерью. Но, по крайней мере, они больше не говорили о разводе Энн.
– Хм, это тяжело, – сказал он. – Наверняка тебе хочется услышать что-то особенное, а не очевидные вещи, такие как смерть, ядерная катастрофа, инопланетные вторжения.
– Ты боишься этих вещей?
– Нет, не совсем.
Скотт улыбнулся, но она осталась серьезной. Видимо, она не уловила сарказма – удар номер два. Он сделал большой глоток кофе, надеясь, что это побудит ее пить свой быстрее, но ее кофе застрял на одном и том же уровне, подобно засорившимся песочным часам.
– Так чего же ты боишься? – повторила она.
– Хорошо, неудачи, – сдался Скотт. – Я боюсь потерпеть неудачу.
– О, неплохо, – сказала она. – Как сны, которые снятся накануне экзаменов, о том, что ты провалился. Ненавижу их.
– Я имел в виду что-то психологическое, – сказал Скотт. – Например, потерпеть неудачу как человек или как отец.
– О, – сказала она, а затем, просветлев, добавила: – Хочешь узнать мой самый большой страх?
– Давай, – сказал Скотт.
– Мой самый большой страх, что следующий парень, за которого я выйду замуж, будет в точности как мой бывший.
Вот вам и не говорим больше о ее разводе.
– Правда? – спросил Скотт. – Это твой самый большой страх?
– Ты упомянул психологию, – сказала она. – Что ж, я считаю, что люди все время возвращаются к привычному. Встречаются с теми же людьми, совершают те же самые ошибки снова и снова. Я имею в виду, взять, например, тебя. Что я знаю о тебе? Я знаю, что тебя зовут Скотт, у тебя есть дочь и ты вроде милый, но что я действительно знаю? Понимаешь, что я имею в виду? Возможно, ты что-то скрываешь, какую-то страшную тайну. Я имею в виду, что никто не рассказывает о себе всего на первом свидании, верно? Может, ты скажешь, ну не знаю, что у тебя есть большая бомба или что ты уголовник, на пятом свидании, а я к тому времени уже буду эмоционально увлечена и стану корить себя за то, что не поняла этого раньше. Тревожные звоночки, вот о чем я говорю. Боюсь, я не умею улавливать тревожные сигналы. А как насчет тебя?
Скотт был сбит с толку.
«Милый?» Что это значит?
Он сказал:
– Извини, какой был вопрос?
– Твой самый страшный секрет? – спросила Энн.
Это ее вопрос?
– Хм, ничего себе, довольно тяжело, – сказал Скотт. Он снова вспомнил про свой костюм, благодаря которому мог бы уменьшиться до размеров муравья и получить сверхчеловеческую силу. Это можно расценить как милый большой секрет.
– Да ладно, – сказала она. – Я вижу, когда у человека есть секреты. У тебя определенно есть что-то в прошлом. Я вижу по глазам.
О нет, неужели она телепат? После романа с Эммой Фрост из Людей Икс в прошлом году он заключил с самим собой уговор: больше никаких мутантов, никаких сумасшедших, супергероев-женщин. Он хотел кого-то нормального, без драм. Да уж, удачи с этим в Нью-Йорке.
– Окей, вижу, тебе не по себе, – сказала она. – Сформулирую по-другому. Что ты скрываешь? О чем ты сожалеешь больше всего?
Это было просто – его прошлая преступная жизнь. В последнее время у него была хорошая работа, отбрасывающая ту часть жизни в прошлое. Сражаясь за правое дело, он пытался искупить грехи, но все еще чувствовал вину за некоторые поступки, которые совершил в молодости, и предпочел бы не ворошить эти воспоминания, особенно на первом свидании.
– Хм, может быть, ты будешь первой? – спросил Скотт.
– Хорошо, – сказала она. – Однажды я украла деньги у бездомного.
– Ты шутишь, – удивился Скотт, пытаясь представить себе эту нервную мамочку из центра города, крадущую деньги у парня на улице. В первый раз на этом свидании он был заинтригован.
– Нет, – сказала она. – Я серьезно. Это случилось в Амхерсте, знаешь, где университет?
[2] Я ходила там в колледж. В общем, мы с друзьями были пьяны, один из них взял меня на слабо – забрать доллар из чашки парня. Я сделала это и убежала, но чувствовала себя очень паршиво. На следующий день я искала того парня, но так и не смогла найти. Я думала, что когда-нибудь встречу его, но нет, этого так и не произошло. Я до сих пор ношу с собой доллар, на случай если столкнусь с ним.
– Вау, да это действительно необычно, – сказал Скотт.
– Как насчет тебя?
– Нет, я никогда не грабил бездомных парней. Любопытно, вычеркну ли я это когда-нибудь из своего списка желаний.
Она не смеялась и даже не улыбалась. Сарказм определенно не был ее сильной стороной. Удар номер три.
Она спросила:
– Ты когда-нибудь что-нибудь крал?
Были времена, когда честность не была чертой его характера. Поэтому он продолжил:
– А кто нет?
– Например, мать Тереза, – сказала она. – Уверена, она никогда ничего не крала.
– Я не был бы так уверен в этом, – возразил Скотт. – Когда ей было лет шесть, вероятно, была банка с печеньем, которое ей нельзя было трогать, и, держу пари, она его съела.
– Печенье не считается, – сказала Энн.
– А мне кажется, что кража печенья должна считаться. – Скотт улыбнулся. – Могу ли я быть честен с тобой кое в чем?
– Я люблю честность, – сказала она.
